Две правды Л.Н.Толстого

Аналогичная ситуация наблюдается и при изучении легенды Толстого "Разрушение ада и восстановление его", написанной писателем в 1902 г. Это произведение осталось практически не замеченным исследователями, но именно оно как раз и представляет большой интерес для желающих разобраться в природе "христианства" Толстого, так как здесь "объективное" начало вторгается в "субъективную" концепцию праведничества писателя, не заслоняя, а, наоборот, высвечивая ее.
Сама критика "дьяволом с пелеринкой" церковной жизни христиан содержит традиционный для Толстого и его праведников набор взглядов. Здесь и сомнение в подлинности текстов Священного Писания, и утверждение, что Христос призывал не называть никого отцом или учителем, молиться только дома, а не в храме "под песни и музыку", никогда не клясться, не воевать, здесь и кощунства над таинством Евхаристии.
 
Другие дьяволы, представленные в легенде "Разрушение ада и восстановление его", также выражают заветные идеи Толстого и жизнепонимание его любимых героев. Женоподобный дьявол блуда, используя толстовский прием "остранения", разоблачает церковное таинство венчания и признает его своим изобретением. Бес грабителей сообщает Вельзевулу о "новом способе грабежа" - монархическом государстве. Красный дьявол убийств не упускает случая высказать критические мысли автора легенды об "учении о непогрешимости Церкви", об "учении о христианском браке", о войнах, благодаря которым совершаются многочисленные убийства. Наконец, "матово-черный дьявол в мантии", заведующий учеными, излагает толстовские воззрения на науку, известные по трем романам писателя, его трактату "О жизни" и ряду других произведений: наука занимается отвлеченными предметами, решает праздные вопросы, вместо того чтобы "стараться жить лучше". Сходную функцию выполняют и мелкие бесы: медицины, технических усовершенствований, социализма, искусства и т. д.
 
Таким образом, перед нами уникальное в некотором роде явление литературы - Толстой доверяет выражение своей концепции праведничества не праведникам, а традиционно отрицательным персонажам всех народов и литератур - бесам, слугам дьявола. Причем для художественной системы самого яснополянского писателя не в меньшей степени, чем для других авторов, свойственна однозначно негативная художественная интерпретация нечистой силы. Достаточно вспомнить бесов из повести "Фальшивый купон" или чертенка из комедии "Первый винокур". Поэтому возникает необходимость определенного объяснения толстовской "переадресовки" концепции праведничества. В науке, насколько известно, до сих пор такого объяснения не существует.
 
Думается, первое объяснение использования образов дьяволов лежит на поверхности. Образы нечистой силы позволяли Толстому в очередной раз применить прием "остранения", то есть продемонстрировать взгляд на действительность как бы со стороны, с точки зрения не людей, стремящихся оправдать себя, а бесов, которым известно все зло, творящееся в мире и которым нет нужды приукрашивать его и самооправдываться. Как и в других произведениях, в легенде "Разрушение ада и восстановление его" прием "остранения" приводит к подлинному отстранению от полноты и неоднозначности реальной жизни. Главная цель приема - дискредитация традиционной иерархии ценностей (о чем справедливо, хотя и на иных примерах, писала известная исследовательница Г. Я. Галаган). Эта цель - причина изображения нескончаемого потока зла, вызываемого объектом дискредитации (частично - выдуманного зла, частично - действительно бывшего). При этом добро, связанное с тем же объектом дискредитации и зачастую значительно перевешивающее зло, по многим обстоятельствам совершенно упускается из вида.
 
Легенда "Разрушение ада и восстановление его", быть может, яснее и откровеннее, чем некоторые другие поздние творения Толстого, обнаруживает, что, собственно говоря, именно прием "остранения" и является источником и средством художественной реализации концепции праведничества писателя. К своей "субъективной" правде-утверждению Толстой приходит через правду-обличение, через обнаружение, разоблачение и попытку поглощения всего, что им воспринимается как зло. Отрицание, отталкивание, а не притяжение, приобщение прежде всего характеризуют духовный путь его героев-праведников. Вовсе не случайно Толстой еще в связи с работой над "Фальшивым купоном" дал в дневнике следующее определение своему пониманию христианства: "Деятельное христианство не в том, чтобы делать, творить христианство, а в том, чтобы поглощать зло" (53, 197).
 
Кстати, стоит вспомнить и более раннюю дневниковую запись писателя, относящуюся к замыслу "Фальшивого купона". 14 ноября 1897 г. Толстой, склоняясь к восприятию задуманного им произведения как своеобразного дополнения к "Хаджи-Мурату", отмечал в дневнике: "Думал в pendant (в дополнение - А. Т.) к "Хаджи-Мурату" написать другого русского разбойника Григория Николаева, чтоб он видел всю незаконность жизни богатых, жил бы яблочным сторожем в богатой усадьбе с lawn-tennis'ом" (53, 161). По-видимому, уже тогда он склонялся к методу изображения правды жизни (опять-таки разоблачающей в первую очередь неправедность) через отрицательного персонажа, разбойника, не праведника.
 
Второе объяснение использования Толстым образов дьяволов в легенде "Разрушение ада и восстановление его" менее очевидно, однако, думается, в такой же степени, как и первое, правдоподобное. Речь идет о том, что не имеет отношения к собственно авторскому замыслу и его воплощению, - о функционировании текста легенды как самостоятельной объективной данности. Иными словами, через образы дьяволов в легенде на "субъективную" правду писателя наслаивается "объективная" правда. Распределение этих двух правд в произведении происходит в определенном порядке. "Субъективная" правда отражается в содержании и интонационно-эмоциональной окраске высказываний дьяволов. А сам факт избрания в качестве системы персонажей легенды слуг сатаны и их традиционное, однозначно отрицательное описание (прежде всего портретные характеристики: хвосты, рога, огненные глаза, отвисшие животы, "обрюзгшее лицо и слюнявый, не переставая жующий рот", "торчащие изо рта клыки" и т. п.) являются художественными носителями "объективной" правды произведения.
 
Следовательно, благодаря учету всего богатства и разнообразия смыслов, заключенных в тексте легенды "Разрушение ада и восстановление его", можно говорить не только об обличении Церкви в этом произведении, но и о том, что "критикуется" на самом деле не Церковь, а неадекватное представление о ней. Кроме того, становится ясным, что "критика" дьяволами Церкви подвергается, в свою очередь, "объективному" отрицанию через текст легенды как таковой. Значит, мы вправе рассматривать легенду "Разрушение ада и восстановление его" как художественно оформленное развенчание толстовской концепции праведничества и религиозно-нравственного учения писателя в целом.

В свое время С. Л. Франк в речи, названной "Памяти Льва Толстого", не без основания высказал следующее суждение: "Толстой - пророк, который не знает иных мерил, иных точек зрения и оценок, кроме правды и праведности". Но при разборе каждого конкретного произведения необходимо давать себе отчет в том, какой именно правды пророком был яснополянский писатель. По преимуществу Толстой все-таки выражал гуманистическую "правду". Этим во многом объясняется и его стремительно растущая популярность в 1990-2000-е годы, когда гуманистическая идея человекобожества находит все большее число поклонников.

И все же художественное наследие Толстого является не только пророчеством о наступлении царства человекобога на земле, но и критическим осмыслением гуманизма. С одной стороны, Толстой вместе с Понтием Пилатом беспокойно вопрошал: "Что есть истина?", а, с другой, он отвечал своими произведениями на этот вопрос, он вскрывал подлинную суть "человеческого, слишком человеческого" подхода к действительности, ведущего к искажению самой действительности и, в конечном итоге, к духовной гибели людей. Вовсе не случайно архиепископ Иоанн (Шаховской), критически осмысляя "субъективную" правду Толстого, в то же время писал: "Толстой не мог правдиво написать неправду...". Иными словами, Толстой, как и свойственно большому художнику, умел, несмотря на личные воззрения, симпатии и антипатии, найти выход к вечным законам "объективной", высшей жизненной правды.

1 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. в 90-ти томах. - М., 1928-1958. - Т. 17. - С. 318. Далее все ссылки на указанное издание даются в тексте статьи с указанием номера тома и страницы.
2 Жданов В. А. От "Анны Карениной" до "Воскресения. - М., 1968. - С. 34.
3 Там же.
4 Франк С. Речь "Памяти Льва Толстого" // Русская мысль. - 1910. - Кн. 12. -Отд. 2. - С. 141.
5 Иоанн (Шаховской), архиепископ. Избранное. - Петрозаводск, 1992. - С. 319.