«Евгений Онегин» роман А. С. П у ш к и н а (По материалам 6-го издания: М., 2005) Составитель А.А. Аникин. Текст публикуется с сокращениями

Теория литературы

«Евгений Онегин» роман А. С. П у ш к и н а (По материалам 6-го издания: М., 2005) Составитель А.А. Аникин. Текст публикуется с сокращениями

Часть первая.

XVIII

          Волшебный край! Там в стары годы,
          Сатиры смелый властелин,
          Блистал Фонвизин, друг свободы,
          И переимчивый Княжнин;
          Там Озеров невольны дани
          Народных слез, рукоплесканий
          С младой Семеновой делил;
          Там наш Катенин воскресил
          Корнеля гений величавый;
          Там вывел колкий Шаховской
          Своих комедий шумный рой,
          Там и Дидло венчался славой;
          Там, там, под сению кулис
          Младые дни мои неслись.

Д .И. Ф о н в и з и н (1745-1792) — автор комедий "Бригадир" (1766) и "Недоросль" (1782), сатирически изображавший быт и нравы помещиков XVIII века. "Другом свободы" назван за критику рабства в "Недоросле", за смелые выпады против самовластья в "Вопросах автору "Былей и Небылиц" (т. е. Екатерине II). Эти "вопросы" вызвали недовольство Екатерины за вольнодумство. См., например, его размышления о вольности: "Вольность есть первое право человека, право повиноваться единым законам и кроме них ничего не бояться. Горе рабу, страшащемуся произносить ее имя! Горе той стране, где изречение его вменяется в преступление!" и пр. (переводное с французского языка "Похвальное слово Марку Аврелию", 1777).

Я. Б. К н я ж н и н (1742-1791) — автор трагедий ("Дидона", "Росслав", "Вадим") и комедий ("Хвастун", "Чудаки"), в которых много заимствованного из европейской драматургии. "Переимчивый" Княжнин в одной комедии И. А. Крылова был назван "Рифмокрадовым".

В. А. О з е р о в (1770-1816) — автор трагедий ("Дмитрий Донской", "Эдип в Афинах", "Фингал" и др.), имевших шумный успех у тогдашней театральной публики (главным образом высшей знати и людей со "средним состоянием") благодаря консервативно-патриотическому и сентиментальному содержанию.

Е .С. С е м е н о в а (1786-1849) — знаменитая трагическая актриса, дочь крепостной; о ней восторженно писал Пушкин в 1819 г. в статье "Мои замечания об русском театре": "Говоря об русской трагедии, говоришь о Семеновой — и, может быть, только об ней. Одарённая талантом, красотою, чувством живым и верным, она образовалась сама собою. Семёнова никогда не имела подлинника. Бездушная французская актриса Жорж и вечно восторженный поэт Гнедич могли только ей намекнуть о тайнах искусства, которое поняла она откровением души... Семенова не имеет соперницы. Пристрастные толки и минутные жертвы, принесённые новости прекратились, она осталась единодержавною царицею трагической сцены" (т. VI, стр. 9-10).

Когда в начале 20-х годов Пушкин получил известие об уходе Семеновой из театра, он набросал начальные строки стихотворения:

                    Ужель умолк волшебный глас
                    Семеновой, сей чудной музы,
                    И славы русской луч угас?

А. А. Ш а х о в с к о й (1777-1846) — плодовитый драматург, осмеивавший в своих комедиях разнообразные бытовые явления и отдельных лиц (например, Карамзина в "Новом Стерне", Жуковского в образе Фиалкина в комедии "Урок кокеткам, или Липецкие воды"). Пушкин нередко бывал в кружке Шаховского, где собирались актёры и многочисленные почитатели театра, драматургии.

П. А. К а т е н и н (1792-1853) перевел в 1822 г. стихами трагедию Корнеля "Сид" (1636 г.). До этого он перевел также трагедию Корнеля "Аркадия". 19 июля 1822 г. Пушкин писал ему из Кишинёва: "Ты перевел Сида; поздравляю тебя и старого моего Корнеля. Сид кажется мне лучшею его трагедиею". Переведенная Катениным трагедия французского драматурга была представлена в Петербурге 14 декабря 1822 г. в бенефис В.А. Каратыгина и в том же году издана. Комплимент по адресу Катенина:

Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый —

был у Пушкина готовой стиховой формулой. В 1821 г. (24 марта) Пушкин (как отметил Ю. Тынянов) точно такой же комплимент преподнес Н.И. Гнедичу, переводчику "Илиады":

О ты, который воскресил
Ахилла призрак величавый.

Катенин, член Союза спасения, был известен своим вольнодумством, числился в списке "неблагонамеренных людей"; по словам доносчика, офицеры считали его гением — так он выделялся своим блестящим умом, познаниями в разнообразных областях; "он был вреден своим влиянием и распространением вольтерианства". Вынужденный оставить военную службу в сентябре 1820 г, Катенин вскоре из-за демонстративного поведения в театре, когда он вызывал Каратыгина (в трагедии "Поликсена") в то время как публика хлопала Семёновой и Азаревичевой (последней покровительствовал Милорадович), на основании официального рапорта генерал-губернатора был подвергнут суровой каре. Александр I воспользовался случаем наказать бывшего офицера, который "неоднократно замечен был с невыгодной стороны" (Катенина, между прочим, подозревали в причастности к делу о прокламациях, появившихся осенью 1820 г. среди солдат в казармах Преображенского полка), и приказал выслать его из Петербурга "с запрещением въезжать в обе столицы без высочайшего на то разрешения". В 1822 г. Катенин покинул столицу и на много лет засел в глуши костромской усадьбы.

Пушкин познакомился с Катениным в июле 1817 г. Как относился юноша Пушкин к этому офицеру-литератору, красноречиво говорит описание первой встречи поэта с Катениным в казармах Преображенского полка: Пушкин "встретил меня в дверях (рассказывает Катенин в своих воспоминаниях), подавая в руки толстым концом свою палку и говоря: "Я пришел к вам, как Диоген к Антисфену: побей, но выучи". — "Ученого учить — портить", отвечал я, взял его за руку и повел в комнаты..." [61]
Пушкин на юге, с запозданием узнав о высылке Катенина, тревожно запрашивал своих друзей о его судьбе:
"Правда ли, что говорят о Катенине? мне никто ничего не пишет — Москва, Петербург и Арзамас совершенно забыли меня..." (Письмо Вяземскому, 5 апреля 1823 г.)
Эмоциональная окраска в упоминании о Катенине в этой строфе (наш Катенин) вполне объяснима: ссыльный Пушкин публично выражал свое сочувствие также пострадавшему от "кочующего деспота" Александра I.
Бессарабский ссыльный, неуимчивый Пушкин, оказался "бесом арабским" и тогда, когда в ХLVIII строфе упомянул о Мильонной улице:

                   Все было тихо, лишь ночные
                   Перекликались часовые;
                   Да дрожек отдаленный стук
                   С Мильонной раздавался вдруг.

Казармы Преображенского полка, где проживал Катенин, находились на углу Мильонной улицы (теперь ул. Халтурина). Здесь Пушкин впервые познакомился с Катениным, здесь он проводил вечера в литературных беседах и спорах с ученым-архаистом. Катенин, прочитав в 1825 г. первую главу "Онегина", понял намек Пушкина и благодарно откликнулся: "Кроме прелестных стихов, я нашел тут тебя самого, твой разговор, твою весёлость и вспомнил наши казармы в Мильонной" (письмо Катенина Пушкину от 9 мая 1825 г.).

К. Д и д л о (1767-1837) — знаменитый балетмейстер: о нем Пушкин в примечаниях в XXI строфе по поводу слов Онегина "но и Дидло мне надоел" отметил: "Балеты Дидло исполнены живости воображения и прелести необыкновенной". Дидло поставил два балета по произведениям Пушкина: "Кавказский пленник" (15 января 1823 г.) и "Руслан и Людмила" (8 декабря 1824 г.). 30 янв. 1823 г. Пушкин просил своего брата Льва Сергеевича (из Кишинева): "Пиши мне о Дидло".

Последние две строчки XVIII строфы, свидетельствующие о театральных увлечениях Пушкина, находят комментарий в его письмах: "Мы не забыли тебя (пишет он П.Б. Мансурову 27 октября 1819 г.) и в 7 часов с 1/2 каждый день поминаем в театре рукоплесканиями"; "Что Катенин? что Шаховской?.. Что Семёнова?.. Что весь театр?" — спрашивал он Я.Н. Толстого в кишинёвском письме от 26 сентября 1822 г.

Гоголь в числе особенностей художественного таланта Пушкина отмечал его "необыкновенное искусство немногими чертами означить весь предмет: эпитет [Пушкина] так отчетист и смел, что иногда один заменяет целое описание".
Эпитеты к встречающимся в этой строфе писателям именно таковы: одним-двумя словами характеризуется Фонвизин, Княжнин, Шаховской, Корнель. Присоединим сюда Гомера, Руссо, Гримма, Бейля, Байрона, Парни; героев из романов Ричардсона, Руссо, Нодье; Жуковского, Дмитриева, Баратынского, Языкова и других, о которых в разных местах романа поведал автор, — перед нами в эпитетах своеобразная история мировой литературы. Гениальный умница и глубокий знаток искусства наглядно проступает через эту манеру в сжатой словесной форме очертить большое явление, схватить существенное в творческом облике мастеров поэзии.

XX-XXI

Зрительный зал театра пушкинской поры отвечал сословно-классовым отношениям: за оркестром шло несколько рядов кресел, затем была обширная площадь партера, где могло разместиться свыше тысячи зрителей; над партером возвышались ложи (три или четыре яруса); верхний этаж — раек (галерея). В креслах сидела знать, аристократия (Онегин "идет меж кресел по ногам"); в партере, где публика стояла (ср. par terre — в европейских театрах XVXVI вв. зритель победней стоял на земле, под открытым небом), преимущественно находилась та часть общества, которую можно назвать "средним состоянием", буржуазной интеллигенцией; ложи предназначались для женщин и их спутников (Онегин "двойной лорнет, скосясь, наводит на ложи незнакомых дам"), в райке — демократическая публика, "чернь". Спектакли обычно шли между шестью и девятью часами вечера.

Пушкин оставил нам характеристику современных ему зрителей. В уже цитированных его замечаниях об русском театре он намечал разные типы театральных любителей.

"Что такое наша публика? Перед началом оперы, трагедии, балета молодой человек гуляет по всем десяти рядам кресел, ходит по всем ногам, разговаривает со всеми знакомыми и незнакомыми. "Откуда ты?" — "От Семеновой, от Сосницкой, от Колосовой, от Истоминой". — "Как ты счастлив!" — Сегодня она играет — она танцует — похлопаем ей — вызовем ее! она так мила! У ней такие глаза! такая ножка! такой талант!!! — Занавес подымается. Молодой человек, его приятели, переходя с места на место, восхищаются и хлопают [62]. Не хочу здесь обвинять пылкую, ветреную молодость, знаю, что она требует снисходительности. Но можно ли полагаться на мнения таковых судей?

Часто певец или певица, заслужившие любовь нашей публики, фальшиво дотягивают арию Боэльдьэ или della Maria. Знатоки примечают, любители чувствуют, они молчат из уважения к таланту. Прочие хлопают из доверенности и кричат форо [63] из приличия.

Трагический актер заревет громче, сильнее обыкновенного; оглушённый раек приходит в исступление, театр трещит от рукоплесканий.

Актриса... Но довольно будет, если скажу, что невозможно ценить таланты наших актеров по шумным одобрениям нашей публики.

Еще замечание. Значительная часть нашего партера (т. е. кресел) слишком занята судьбою Европы и отечества, слишком утомлена трудами, слишком глубокомысленна, слишком важна, слишком осторожна в изъявлении душевных движений, дабы принимать какое-нибудь участие в достоинстве драматического искусства (к тому же русского). И если в половине седьмого часу одни и те же лица являются из казарм и совета занять первые ряды абонированных кресел, то это более для них условный этикет, нежели приятное отдохновение. Ни в каком случае невозможно требовать от холодной их рассеянности здравых понятий и суждений и того менее движения какого-нибудь чувства.

Следовательно, они служат только почтенным украшением Большого каменного театра, но вовсе не принадлежат ни к толпе любителей, ни к числу просвещенных или пристрастных судей.

Еще одно замечание. Сии великие люди нашего времени, носящие на лице своем однообразную печать скуки, спеси, забот и глупости, неразлучных с образом их занятий, сии всегдашние передовые зрители, нахмуренные в комедиях, зевающие в трагедиях, дремлющие в операх, внимательные, может быть, в одних только балетах, не должны ль необходимо охлаждать игру самых ревностных наших артистов и наводить лень и томность на их души, если природа одарила их душою?" (т. VI, стр. 7-9).

                Блистательна, полувоздушна,
                Смычку волшебному послушна,
                Толпою нимф окружена,
                Стоит Истомина...

Бутафория балетов пушкинской поры насыщена была фантастикой античной мифологии; балетмейстер Дидло славился постановкой "мифологических балетов" ("Амур и Психея", "Ацис и Галатея", "Зефир и Флора"). Нимфы и амуры (см. XXII строфу) — воспитанницы театральной школы, одетые в трико и газовые туники, пленяли воображение зрительного зала, где в пушкинскую пору ещё сидели "погружены умом в зефирах и амурах" владельцы крепостных балетов, вынужденные иногда "распродавать поодиночке" своих амуров и зефиров (см. "Горе от ума").

А. И. И с т о м и н а (1799-1848) — знаменитая балерина. Между прочим, исполняла роль черкешенки в балете Дидло "Кавказский пленник, или Тень невесты", представленном в Петербурге 15 января 1823 г. 30 января того же года Пушкин в письме к брату Л. С. назвал ее "Черкешенкой-Истоминой". Эпизод дуэли из-за нее между двумя представителями петербургской "золотой" молодежи, дуэли, кончившейся трагически для одного из них, Пушкин вспомнил в работе над романом "Русский Пелам".

XXIII

               Все, чем для прихоти обильной
                Торгует Лондон щепетильный
                И по Балтическим волнам
                За лес и сало возит нам,
                Все, что в Париже вкус голодный,
                Полезный промысел избрав,
                Изобретает для забав,
                Для роскоши, для неги модной, —
                Все украшало кабинет
                Философа в осьмнадцать лет.

В поэтической форме изложен экскурс из истории русской промышленности и торговли начала XIX в.
Слово щепетильный введено было в русскую литературу писателем Вл. Лукиным в 1768 г. Этим словом он перевел французский термин "Bijoutier" и пояснил следующим образом: "Невзирая на то, что подвергнуся хуле несметному числу мнимых в нашем языке знатоков, взял я к тому старинное слово "щепетильник", потому что все наши купцы, торгующие перстнями, серьгами, кольцами, запонками и прочим мелочным товаром, называются "щепетильниками". Очевидно, слово это в эпоху Пушкина, как предполагает Б. Томашевский, не потеряло ещё того оттенка, который ныне связывается с понятием "галантерейный"64. Действительно, А.А. Бестужев в письме к царю 1826 г. говорил: "У нас мещане кочуют, как цыгане, занимаясь щ е п е т и л ь н о ю п е р е п р о д а ж е ю " [65].
Онегин — "философ в осьмнадцать лет". Пушкин в "Послании к Юдину" (1815), описывая своё житье-бытье в сельце Захарове, писал:

                ...Живу с природной простотой,
               С философической забавой
               И с музой резвой и младой...
               .................................................
               ...И снова я, философ скромный,
               Укрылся в милый мне приют... [66]

К лицейскому товарищу А.М. Горчакову Пушкин обращается в послании 1819 г.:

                О ты, харит любовник своевольный,
                Приятный льстец, язвительный болтун,
                По-прежнему остряк небогомольный,
                По-прежнему философ и шалун.

Я. Толстому, "ламписту", в "Стансах" 1819 г. он пишет:

Философ ранний, ты бежишь
Пиров и наслаждений жизни...

Назвав Онегина философом, автор романа ничуть не иронизировал, а лишь отметил в этом денди наряду с его светскими забавами привычку размышлять и рассыпать блестки ума в стиле салонного острословия, которым отличались многие из дворянского круга той эпохи. Любопытно признание В.Ф. Одоевского (в "Мнемозине"): "До сих пор философа не могут себе представить иначе, как бы в образе французского говоруна XVIII века, посему-то мы для отличия и называем истинных философов любомудрами".

XXIII-XXIV

Кабинет Онегина описан приемом каталога вещей. Эпитет чувств изнеженных отрада характеризует "духи в граненом хрустале" в отношении к ним человека. Такой эмоциональный привкус вообще присущ пушкинским образам-вещам. Рассыпанные в романе простые определения: пилочки стальные; прямые ножницы, кривые; пол дубовый; кровать, покрытая ковром; манежный хлыстик, лаковые доски, мраморные ступени и т. п. не обнаруживают в авторе стремления к натуралистическим подробностям: вещи только обрамляют человека, привлекаются поэтому постольку, поскольку помогают уяснить психологический образ их владельца, привычки жизни или мимолетные настроения их собственников. Тафта, которой Онегин задернул полку пыльных книг, названа траурной (ХLV). Размышления героя по поводу содержания книг мрачные, мертвящие душу:

                       Там скука, там обман и бред,
                       В том совести, в том смысла нет,
                       На всех различные вериги,
                       И устарела старина,
                       И старым бредит новизна.

Найденное Пушкиным определение своей внутренней качественностью делает более ярким в воображении читателя образ того, кто "к жизни вовсе охладел" (XXXVIII). Диван пуховый (гл. II) — метко определяет старика, дядю Евгения, деревенского старожила обломовской складки; душистый чай, бегущий темною струею по чашкам из китайского чайника (гл. III, строфа XXXVII), — рисует идиллическую обстановку в помещичьем гнезде ("простая, русская семья") летним вечером; услужливые кости профессионального игрока на ярмарке; утихнувший в Новгороде Великом мятежный колокол; величавые парики — все эпитеты, каждый по-своему, подчеркивают в предмете психологическую насыщенность, обусловленную бытием общественного человека. В том же направлении толкают воображение, осложняя его характерными подробностями, другие описания, встречающиеся в романе (например, "модная келья" Евгения, глава VII, строфа XIX). Пушкин иногда употребляет картинные определения, но они не имеют самодовлеющего живописного назначения: они исключительно смыслового характера (желтая шаль семинариста, красные каблуки вельможи XVIII в , красный кушак ямщика и т. д.). Пушкинский эпитет в образах-вещах обычно эмоционален; в вещи отражается психологическая настроенность человека в данное мгновение: благословенное вино; бордо благоразумный; высокопарный, но голодный прейскурант; молчаливый кабинет; лорнет — разочарованный, ревнивый, невнимательный, неотвязчивый, разыскательный; дрожки удалые; послушная кукла; ящик боевой; памятник унылый, смиренный; забвенью брошенный возок; дерзостные своды; неутомимы наши тройки и т. д.

В романе заметно сказывается, как отражение бытовой обстановки разных классов, различие в количественном соотношении предметов материальной культуры: пестрый лапоть пахаря, звонкие кувшины женщин, рожок пастуший, лучинка — зимний друг ночей в крестьянской избушке, салазки дворового мальчика, бумажный колпак немца-хлебника — совершенно тонут среди фарфора и бронзы, янтаря на трубках Цареграда, граненого хрусталя, зеркал, штофных обоев, портретов на стенах модных и старинных зал, каминов, биллиарда, канапе, манежного хлыстика, окованных позолоченным серебром альбомов, лорнетов, золотых серег, пушистого боа, малинового берета, бобрового воротника на шубе, мягких ковров, шелковых занавесей и прочей собственности, принадлежавшей владельцам дворянских гнезд (в городе и усадьбе).

Строфа ХХIII указывает возраст героя, и, думается, прочитывать ее надо таким образом: Онегин имел подобный кабинет к 18 годам, но это не значит, что герою 18 лет в главе первой. - А.Аникин.

XXIV

                 Руссо (замечу мимоходом)
                 Не мог понять, как важный Грим
                 Смел чистить ногти перед ним,
                 Красноречивым сумасбродом.
                 Защитник вольности и прав
                 В сем случае совсем не прав.

Ж а н – Ж а к Р у с с о (1712-1778) — французский писатель и мыслитель, представитель демократического радикализма "эпохи просвещения", автор романа "Новая Элоиза" (см. упоминание о нем в III главе, строфы IX и X), многих трактатов общественного и педагогического содержания, оказавших мощное воздействие на разнообразные социальные группы. "Защитник вольности и прав" Руссо в "Общественном договоре" (1762) выставил знаменитое положение: "Человек родится на свет свободным, а между тем он везде в оковах". Этот трактат, сожженный в Женеве, с энтузиазмом читался на улицах Парижа перед революционно настроенной массой "другом народа" Маратом. Председатель Национального собрания Броми указывал, что "французы сознают, чем они обязаны тому, кто в своём "Общественном договоре" вернул людям равенство прав, а народам — узурпированный у них суверенитет" (см. комментарий к VI строфе II главы). Пушкин рано познакомился с сочинениями Руссо и упоминает о нем в стих. "К сестре" (1814), в "Первом послании к цензору" (1822) и т. д. В этой строфе он имеет в виду эпизод, рассказанный Руссо в "Исповеди" (см. 6-е примечание Пушкина): "Войдя однажды утром в комнату [Гримма], я застал его за чисткой ногтей щеточкой, нарочно для того сделанной — труд, который он гордо продолжал передо мною".

Пушкин называет Руссо "красноречивым сумасбродом" за его ошибочные взгляды, подобные следующим: "Вечно рассуждать — это мания мелких умов"; "науки и искусства совершенствуются, а люди становятся хуже... Люди порочны, они были бы еще хуже, если бы они, по несчастью, родились учеными" и пр.

Ф р е д е р и к – М е л ь х и о р Г р и м м (1723-1807) — участник "Большой Энциклопедии", идейного органа французской предреволюционной буржуазии; литературный корреспондент европейских монархов (в частности, Екатерины II).

О проекте Авторы Карта портала Ссылки Контакты

Веб-студия Православные.Ру