Виды риторических аргументов

Аргументы к аудитории

Аргументы, посылки которых основаны на апелляции к представлениям аудитории о ее пользе, долге, необходимости или к ее самосознанию, будем называть аргументами к аудитории. Аргументы к аудитории могут быть подразделены на два разряда: к цели и к человеку, последние часто обозначают по-латыни – ad hominem. Различие этих разрядов аргументов состоит в том, что если в аргументах к цели утверждение посылки содержит утверждение об основаниях принимаемого решения, которые рассматриваются как совпадающие точки зрения отправителя речи-ритора и аудитории, то аргумент к человеку, как правило, полемический и содержитв посылках утверждения о несовпадающих позициях ритора с одной стороны и оппонента или аудитории с другой.

Аргументы к человеку

Аргумент к человеку, как вид именно аргумент к аудитории, поэтому включает в состав посылок высказывания или изображение позиций оппонента или аудитории, которые представляются противоречивыми, несовместимыми или отрицательно свидетельствующими о самом источнике высказывания; и в таком случае приходится делать выбор между приемлемыми и неприемлемыми высказываниями или фактами.

(11) "По твоим словам, те из иконоборцев, что понаглее и позловреднее, полагая мудростью хитроумие, задают вопрос: которая из икон Христа истинная – та, что у римлян, или которую пишут индийцы, или греки, или египтяне – ведь они непохожи друг на друга, и какую бы ни объявили истинной, ясно, что остальные будут отвергнуты. Но это их недоумение, о прекрасное изваяние Православия, можно многими способами отразить и обличить как исполненное великого безумия и злочестия.

Во-первых, можно сказать им, что они сразу же тем самым, с помощью чего решили бороться против иконотворения, даже против воли засвидетельствовали его существование и поклонение [иконам] по всему миру, где есть христианский род. Так что они скорее говорят в пользу того, что пытаются опровергнуть и уловляются собственными доводами.

Во-вторых, что они, говоря такие вещи, незаметно для самих себя становятся в один ряд с язычниками – ведь сказанное о честных иконах можно равным образом применить и к другим нашим таинствам. Ведь можно было бы сказать: какие евангельские слова вы называете богодухновенными, и вообще, которое Евангелие? Ведь римское пишется буквами одного облика и вида, индийское – другого, еврейское – третьего, а эфиопское – четвертого, и они не только пишутся несходным обликом и видом буквами, но и произносятся с разнородным и весьма непохожим звучанием и значением слов. Итак, пусть покажут (а вернее, почему же вы не говорите?), что никому не подобает повиноваться или приходить к Евангелию, потому что оно возвещается несходными начертаниями букв и звучанием и значением слов. …" [34]

В примере (11) представлены два основные вида аргумента к человеку: первый основан на свидетельстве самих по себе слов оппонента, которые содержат логическое противоречие или (как в примере) несовместимом с его позицией; второй (третий абзац) основан на утверждении, что высказывание оппонента свидетельствует о качествах оппонента, которые несовместимы с его статусом – в данном случае христианина. Первый тип назовем ad hominem к несовместимости, а второй – также достаточно распространенным термином к личности (ad personam).

Аргументы к несовместимости, в свою очередь, могут использовать семантически несовместимые данные, как в примере (11) или логическую несовместимость высказывания – логический парадокс, как в примере (1), а в более явном виде в следующем примере (12), непосредственном продолжении слов святителя Филарета.

(12) "Были люди, которые хотели доказать, что истина недоступна познанию человеческому. Но что значит доказать? Значит, истину, скрывающуюся во мраке неизвестности или во мгле сомнений, вывести на свет посредством одной или нескольких истин, ясно познанных и несомненно признанных. Итак, истина существует прежде доказательств, уже присутствует при их рождении и смеется над теми, которые хотят доказать ее отсутствие или несуществование, но для сего призваны ее же призвать на помощь" [35] .

Аргументы к цели

Аргументы, основанные на апелляции к представлениям аудитории о ее социальном, национальном, культурном, духовно-нравственном и т.д. статусе, ценностях, интересах будем называть аргументами к цели. В состав аргументов к цели входят: 1. различные виды прагматического аргумента, доводы которого основываются на утверждении пользы или вреда принятого или предполагаемого решения, причем не только для самой аудитории ("польза образования сомнительна, а вред очевиден"); 2. аргументы долженствования, посылки которых основаны на самосознании аудитории и содержат утверждения о долге в связи со ее статусом ("как порядочный человек, вы должны жениться") или функцией; 3. аргументы необходимости, посылки которых исходят из утверждения о неизбежности для аудитории в данных условиях предлагаемого решения ("вас никто не может заменить на этом посту"), в силу невыносимости сложившегося положения вещей ("какое угодно правительство, но только не это"), невозможности принять иное решение и т.п.

Прагматические аргументы

Прагматические аргументы, рассматриваются в "Риторике" Аристотеля как принадлежащие совещательной аргументации, более того – как составляющие ее основное содержание [36] . Однако апелляции к пользе или вреду могут относиться и к прошедшему времени, то есть к судительной, или к настоящему – то есть к показательной аргументации; вместе с тем совещательная аргументация нередко содержит апелляции к долгу, необходимости, правовым или иным нормам, понятию справедливости и т.п.

Категория полезного-вредного как основа прагматического аргумента обширна и разнообразна: полезным аудитория может считать материальную выгоду, здоровье, безопасность, счастье, но также – спасение души, мудрость, физическое и нравственное страдание ("ум скорбящего не тот, что был до скорби: изменяет душу страдание" – Софокл), поэтому прагматические аргументы и включаются в состав аргументов к аудитории. Образ аудитории, ее ценность даже в собственных глазах определяются тем, каково содержание убедительного для нее прагматического аргумента. Поэтому именно прагматический аргумент, как никакой другой, формирует в риторической прозе образ аудитории. Этот образ аудитории становится, в свою очередь, инстанцией, к которой обращается ритор со своим прагматическим аргументом. Так, в "Дневнике писателя" за апрель 1877 года Ф. М. Достоевский в повествовании начала статьи "Война. Мы всех сильнее" предварительно строит оба основных образа – аудитории и оппонента, чтобы затем, используя их, перейти к прагматической аргументации.

(13) "Война! Объявлена война". – восклицали у нас две недели назад. "Будет ли война?" – спрашивали тут же другие. "Объявлена, объявлена!" – отвечали им. "Да, объявлена, но будет ли?" – продолжали те спрашивать…

И, право, были такие вопросы, может быть, есть и теперь. И это не от одной только дипломатической проволочки разуверились так люди, тут другое, тут инстинкт. Все чувствуют, что началось что-то окончательное, что наступает какой-то конец чего-то прежнего, долгого, длинного прежнего и делается шаг к чему-то совсем уже новому, к чему-то преломляющему прежнее надвое, обновляющему и воскрешающему его уже для новой жизни и… что шаг этот делает Россия! Вот в этом-то и неверие "премудрых" людей, Инстинктивное предчувствие есть, а неверие продолжается: "Россия! Но как же она может, как она смеет? Готова ли она? Готова ли внутренно, нравственно, не только матерьяльно? Там Европа, легко сказать Европа! А Россия, что такое Россия? И на такой шаг?"

Но народ верит, что он готов на новый, обновляющий и великий шаг. Это сам народ поднялся на войну, с царем во главе. Когда раздалось царское слово, народ хлынул в церкви, и это по всей земле русской. Когда читали царский манифест, народ крестился, и все поздравляли друг друга с войной. Мы это сами видели своими глазами, слышали, и все это даже здесь в Петербурге. И опять начались те же дела, те же факты, как и в прошлом году: крестьяне в волостях жертвуют по силе своей деньги, подводы, и вдруг эти тысячи людей, как один человек, восклицают: "Да что жертвы, что подводы, мы все пойдем воевать!" Здесь в Петербурге являются жертвователи на раненых и больных воинов, дают суммы по нескольку тысяч, а записываются неизвестными. Таких фактов множество, будут десятки тысяч подобных фактов, и никого ими не удивишь. Они означают лишь, что весь народ поднялся за истину, за святое дело, что весь народ поднялся на войну и идет. О, мудрецы эти факты отрицать будут, как и прошлогодние; мудрецы все еще, как и недавно, продолжают смеяться над народом, хотя и заметно притихли их голоса. Почему же они смеются, откуда в них столько самоуверенности? А вот потому-то и продолжают они смеяться. что все еще почитают себя силой, той самой силой, без которой ничего не поделаешь. А меж тем сила-то их приходит к концу. Близятся они к страшному краху, и когда разразится над ними крах, пустятся и они говорить другим языком, но все увидят, что они бормочут чужие слова и с чужого голоса, и отвернутся от них и обратят упование свое туда, где царь и народ с ним" [37] .

Построение образа аудитории в примере (13) следует распространенной модели: образ аудитории сливается, с одной стороны, с представлением об обществе как народе, к которому должен присоединиться читатель; этому обществу-народу-аудитории противостоят "мудрецы", то есть оппонент. Противопоставление строится в форме фигуры диалогизма, в которой народ-аудитория, автор, царь сопоставлены с "мудрецами", "другими". Народ "как один человек, восклицает" (любимый глагол Достоевского, означающий у него взволнованную речь автора и его единомышленников) ~ мудрецы "спрашивают", "смеются над народом", "бормочут с чужого голоса"; "весь народ поднялся на войну и идет" ~ "мудрецы эти факты отрицать будут"; народ "верит, что он готов на новый шаг" ~ мудрецы "самоуверенны"; народ "поднялся за истину, за святое дело" ~ мудрецы "продолжают смеяться над народом, хотя и заметно притихли"; народ "хлынул в церкви" ~ мудрецы же "смеются" над народом, что создает аллюзию новозаветного образа "совопросников века сего" фарисеев и книжников; народ "делает шаг вперед" ~ мудрецы "близятся к страшному краху". Отбор лексики показывает, что автор конструирует риторические пафосы негодования и гнева, который вызывается "пренебрежением или к нам самим, или к тому, что нам принадлежит, когда пренебрегать бы не следовало" [38] .

Сконструировав таким образом единую инстанцию народа-аудитории, Достоевский обращает к ней последующие прагматические аргументы.

(14) "Нам нужна эта война и самим; не для одних лишь "братьев-славян", измученных турками, подымаемся мы, а и для собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим и которым мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте" [39] .

Основные посылки и вывод умозаключения: Мы задыхаемся от немощи растления и духовной тесноты (А есть В); "Война освежит воздух", то есть "является средством спасения от немощи растления и духовной пустоты (С не есть В); вывод: "Нам нужна эта война" (С не есть А).

Поскольку меньшая посылка и вывод аргумента являются отрицательными в логическом смысле суждениями ("растление и духовная пустота – зло, от которого нужно избавиться"), содержание аргумента раскрывается через противопоставление инертной массы тем, кто обозначается местоимением "мы", кто презирает "лакейство мысли" и верит "в свою собственную и народа своего самостоятельность". Мировоззрение этой инертной массы и выражают "мудрецы", которые "кричат, что за них авторитеты, что за них Европа" и "свистят на несогласных с ними". Из этого противопоставления остро вычленяется фраза, которая и является, по существу дела, обоснованием меньшей посылки: "Нет, видно правда, что истина покупается лишь мученичеством" (поскольку война – мученичество).

Итак, прагматический аргумент предполагает разработку образа аудитории, к которой он обращен, то есть введения в аргумент; при этом, если схема аргумента содержит отрицательные суждения, то возрастает значимость разработки образа оппонента, который нужен для противопоставления и контраста с объединенным образом автора и аудитории.

Аргументы долженствования

Аргументы долженствования, посылки которых апеллируют к понятию долга, а не пользы, в той же мере, что и прагматические аргументы, нуждаются в вводящей конвенциональной части, то есть в создании образа аудитории. Эта вводная часть аргумента может, как в примере (15), включаться непосредственно в его схему, и в таком случае словесный ряд аргумента часто содержит побудительные суждения, что вообще характерно для аргументов долженствования.

(15) "Да, чем проникновеннее вы отнесетесь к прошлому, подготовившему почву для взрыва, тем священнее выполните свой судейский долг. Не механическую только сторону события рассудить вы призваны сюда, не осудить только руки, поднятые в порыве негодования, или лицо, искаженное бессилием противостоять порыву, – а тот процесс медленного набухания горя, гнева и отчаяния в человеческой груди, который привел, наконец, к роковой катастрофе. И тогда, пройдя этот путь познания, вы в силах будете сказать, волен или неволен этот грех человека" [40] .

Назначение аргумента к долженствованию в примере (15) в том, что он связывает изложение дела с технической аргументацией – обоснованием положения и тем самым занимает принципиально важное место во всей системе аргументации защитника: вывод аргумента несколько раз воспроизводится и усиливается в заключении речи. Схема строится как условно-разделительное умозаключение с весьма неясным выражением логической схемы, которое можно рассматривать как софизм (нарушение правила вывода по modo ponendo-tollens). С точки зрения апелляции существенно, что изучение "набухания горя в человеческой груди" включается в "проникновенное отношение к прошлому", которое включается в признание невольным "греха человека" (зарезавшего жену, мать троих детей), которое включается в "священное исполнение судейского долга".

Тем самым редукция аргумента к долженствованию включает в концепт долга, к которому и приводится апелляция, достаточно произвольно отобранные значения. Если в примере (14) прагматического аргумента использован реалистический пафос и разумное отношение народа к предмету речи противопоставляются "крикам" и "смеху" мудрецов, против которых и возбуждается гнев, то в примере (15) использован сентиментальный пафос – жалость к обвиняемому и столь же сентиментальное осуждение жертвы: "Нет ли тут вины других, их порочного отношения к жизни, их беззаботности к тому, что вызвало порыв негодования другого человека?" [41] .

Аргументы к долженствованию имеют значительно меньшую убедительную силу, чем прагматические, что объясняется большей сложностью цепочки слов, протянутой от частного случая к общему понятию, с одной стороны, и критическим отношением ко всякому утверждению о долге – с другой.

Аргументы к необходимости

В содержательном смысле аргументы к необходимости являются наиболее сильными из аргументов к цели, поскольку цель представляется как необходимое или неизбежное решение, противоположность которому – столь же неизбежная неудача или катастрофа, которая часто и изображается в посылках аргумента. К совещательным аргументам такого рода прибегают обычно в избирательных кампаниях или при обсуждении целесообразности кардинальных реформ. Пари этом посылки аргумента к необходимости могут носить технический характер и быть близкими по смыслу к посылкам аргументов к реальности: различие состоит в том, что в вершине цепочки апелляций всегда лежит обращение к той или иной ценности. В последующем примере из Речи П.А. Столыпина "О морской обороне" видно это обращение к иерархии ценностей.

[16] "Для всех теперь, кажется, стало ясно, что только тот народ имеет право и власть удержать в своих руках море, который может его отстоять. Поэтому все те народы, которые стремились к морю, которые достигали его, неудержимо становились на путь кораблестроения. Для них флот является предметом народной гордости; это было внешнее доказательство того, что народ имеет силу, имеет возможность удержать море в своей власти. Для этого недостаточно одних крепостей, нельзя одними крепостными сооружениями защитить береговую линию. Для защиты берегов необходимы подвижные, свободно плавающие крепости, необходим линейный флот.

Это поняли все прибрежные народы. Беззащитность на море так же опасна, как и беззащитность на суше. Конечно, можно при благоприятных обстоятельствах некоторое время прожить на суше и без крова, но когда налетает буря, чтобы противостоять ей, нужны и крепкие стены, и прочная крыша. Вот почему дело кораблестроения везде стало национальным делом. Вот почему спуск каждого нового корабля на воду является национальным торжеством, национальным празднеством. Это отдача морю части накопленных на суше народных сил, народной энергии. Вот почему, господа, везде могучие государства строили флоты у себя дома: дома они оберегают постройку флота от всяких случайностей; они дома у себя наращивают будущую мощь народную, будущее ратное могущество.

Эти вот простые соображения привели правительство к выводу, что России нужен флот. А на вопрос, какой России нужен флот, дала ответ та же комиссия государственной обороны, которая выразилась так: России нужен флот дееспособный. Это выражение я понимаю в том смысле, что России необходим такой флот, который в каждую минуту мог бы сразиться с флотом, стоящим на уровне новейших научных требований. Если этого не будет, если флот у России Будет другой, то он будет только вреден, так как неминуемо станет добычей нападающих. России нужен флот, который был бы не менее быстроходен и не хуже вооружен, не с более слабой броней, чем флот предполагаемого неприятеля. России нужен могучий линейный флот, который опирался бы на флот миноносный и на флот подводный, так как отбиваться от тех плавучих крепостей, которые называются броненосцами, нельзя одними минными судами" [42].

Положение аргумента – России нужен флот, включающий тяжелые боевые корабли – дорогостоящие линкоры и линейные крейсеры. Сам по себе аргумент к необходимости (третий абзац примера (16)) недостаточен и требует обоснования прагматическими аргументами и аргументом к авторитету (первый и второй абзацы), поскольку аудитории вообще не очевидна необходимость строительства большого флота. Только через апелляцию к национальной идее оказывается возможным обратиться непосредственно к необходимости: в данном случае аудитория, при всем разнообразии мировоззрения депутатов, в соответствии со своим статусом Государственной Думы обязана принять топ о национальных интересах. Аргумент к необходимости обосновывает положение о том, каким именно должен быть новый дееспособный флот и как его следует строить (конец первого абзаца). Отрицательные посылки, назначение которых и состоит в утверждении невозможности иного решения, являются обязательной составляющей аргументов к необходимости.

Обсуждение и выводы

Выше были рассмотрены лишь основные разряды риторических аргументов: аргументы к реальности, к авторитету, к аудитории. Использованные примеры взяты из классической, в основном русской риторической прозы, стиль которой позволяет наглядно демонстрировать строение аргумента, но, как представляется, эти три типа не зависят от исторического или иного стиля: античная, средневековая и современная риторическая проза используют те же три типа апелляций. Частный характер аудитории, к которой обращен тот или иной тип аргумента, и обращение к авторитету могут оказаться скрытыми: стремление представить аргумент как общезначимый, универсальный, характерно и для рационалистической, и для современной риторической прозы: сам по себе авторитет может представляться как выражение универсальной "общечеловеческой" позиции.

Однако, существенным представляется вопрос об отношении к инстанции, так как в нем проявляется реальное мировоззрение, мифология риторической аудитории: образ аудитории для нее самой связан с идеей всеобщей значимости топики, то есть принимаемых ей ценностей, но одновременно – всякая аудитория риторической прозы стремится обособиться, и в этом смысле для нее важно противопоставление "свое~чужое", "мы~они". Классы аргументов по-разному объединяют эти разнонаправленные тенденции. Если для аргументов к реальности характерно представление об универсальности, внешней принудительной силе обстоятельств и "нашем" здравом смысле как проявлении здравого смысла вообще, то для аргументов к авторитету характерно в первую очередь представление об общности "мы", объединяемой значимым авторитетным источником, внешним по отношению к "нам", но ценность которого потенциально общезначима и тем самым увеличивает вес этого "мы" настолько, что суждение "нашего" авторитета может превышать соображения здравого смысла: "Да ведь тем более следует верить там, где именно потому и не верится, что это удивительно!" [43] Аргументы к авторитету поэтому являются наиболее убедительными и наиболее значимыми при обсуждении проблем, связанных с духовной моралью, без решения которых невозможно никакое общественное согласие. Аргументы к аудитории делают ее авторитетной инстанцией и даже более явно противопоставляют внешним общественным группам, чем аргументы к авторитету, но делают посылки общезначимыми через обращение к здравому смыслу: ценность внутреннего опыта поверяется его объективностью. Образ аудитории здесь наиболее явно выступает как образ судьи, свободного и ответственного источника суждений, отчего аргументы к аудитории часто используются для обоснования положений нормативной этики в показательной аргументации.

Основные признаки, по которым объединяются и различаются типы инстанций, следующие: обращение к внешней для аудитории инстанции; обращение к топике, которая осмысливается как частная, принимаемая данной аудиторией; обращение к здравому смыслу аудитории. Реальность и авторитет являются такими внешними для аудитории инстанциями, но различаются частным и общим характером и отношением к здравому смыслу. Реальность и аудитория объединяются общим содержанием здравого смысла, но различаются также частным и общим содержанием и внешним и внутренним источником суждения, аудитория и авторитет объединены частным характером топики, но различаются внешним и внутренним характером суждения и отношением к здравому смыслу, который преодолевается аргументами к авторитету.

Литература

1. Святитель Филарет, митрополит Московский. Слово в день совершившегося столетия Московского университета. (1855). Творения. Сергиев Посад , изд-во "Отчий дом", 1994. С. 295.

2. Впервые эти виды аргументации различил и сопоставил Джамбаттиста Вико; история топической аргументации: Viehweg Th. Topics and Law.  Frankfurt am Mein Berlin-Bern-New York-Paris-Wien: Peter Lang, . 1993 (англ. перевод).

3. См., например, цепочки концептов, связывающих категории добра и зла у А. Шопенгауэра: Мир как воля и представление. Пер. А. Фета. М., 1892. с. 48-61.

4. Black E. Rhetorical Criticism. A Study and Method. NY., 1965.

5. Аристотель. Топика. (105b, 20). Соч. Т. 2, М., 1978, с.363

6. Здесь и далее текст "Наставлений оратору" цитируется по изданию: Oeuvres complètes de Quintilien. T.1. P., Garnier.

7. Quint. Ibid. p. 226.

8. Quint. Ibid. p. 226-227.

9.Quint. Ibid., p. 228. На самом деле их также три: возможно ли добиться того, о чем говорится? как этого добиться? как это использовать?

10. Белнап Н., Стил Т. Логика вопросов и ответов. пер. М.: Прогресс. 1981. С. 13.

11. Волков А.А. Курс русской риторики. М., 2001. С. 92-103.

12. Гаспаров М.Л. Античная риторика как система. – "Античная поэтика". М., "Наука", 1991. С. 30.

13. См., например: В.И. Кириллов, А. А. Старченко. Логика. М., "Юристъ", 2002. С.195-230.

15. Ср. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М., 1930. С. 75 и далее.

16. Под реальностью в данном случае понимается все, на что можно указать, что понимается как "это".

17. Витгенштейн Л. Там же. 1.13.

18. Чичерин Б.Н. Собственность и государство. Избранные труды. Изд-во Санкт-Петербургского университета. 1998. С.405-406.

19. Андреевский С.А. Защитительная речь по делу братьев Келеш. Избр. труды и речи. Тула: Автограф, 2000. С.33-34.

20. Андреевский С. А. Там же. С. 34.

21. Протоиерей Валентин Свенцицкий. Диалоги. Саратов, 1999. С. 9-16.

22. Паскаль Б. Мысли. М., 1994, с. 131-132.

23. Протоиерей Валентин Свенцицкий. Там же. С. 10.

24. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., Добросвет, 1999. С.331-333; 404 -440.

25. Рождественский Ю.В. Там же. С. 405.

26. Эсхил. Орестея. Пер. Вяч. Иванова. – Греческая трагедия, Ростов-на-Дону, "Феникс", 1997. С. 137-138.

27. Апостол с толкованием блаженного Феофилакта, Архиепископа Болгарского. Изд.: М., "Ковчег", 2002. С. 347
.
28. Уильям Оккам. Избранное. М., УРСС, 2002. С.197.

29. Карамзин Н.М. О любви к отечеству и народной гордости. Избр. соч. М.-Л., 1964, с.282.

30. Трубецкой Н.С. Европа и человечество. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 62-63.

31. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., Добросвет, 1999 С. 163-166.

32. Урусов А.И. Речь по делу Московского кредитного общества. Там же, с. 372-373.

33. Спасович В.Д. Речь по делу Нотовича. Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах. Т. VI. М., 1902, с. 211-213.

34. ШубинскийН.П. Защитительная речь по делу Киселева. Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах. Т. VI/М., 1902. С.407.

35. Святитель Фотий, патриарх Константинопольский. Амфилохии. Пер. Д. Афиногенова. – "Альфа и Омега" №4 (18). М., 1998. С. 83.

36. Святитель Филарет, митрополит Московский. Там же.

37. Аристотель. Риторика 1358b. – Античные риторики. М., Изд-во МГУ, 1978. С. 24-25.

38. Достоевский Ф.М. "Человек есть тайна".

М.. Изд-во "Известия", 2003. С. 340-341.

39. Аристотель. Риторика (1377b). Там же. С. 72.

40. Достоевский Ф. М. Там же. С. 341.

41. Шубинский Н.П. Защитительная речь по делу Киселева. – Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах. Т. VI. М., 1902. С. 404.

42. Шубинский Н.П. Там же.

43. Столыпин П.А. Речь о морской обороне. – Нам нужна великая Россия. М., "Молодая гвардия", 1991. С. 151-52.

44.Тертуллиан, О крещении. – Избранные сочинения. М., "Прогресс", 1994. С. 93.

О проекте Авторы Карта портала Ссылки Контакты

Веб-студия Православные.Ру