Православие и западное христианство. Римский Католицизм

Римско-католическое учение о власти папы над Церковью.

Завершительный акт разделения церквей

К концу вышеуказанного периода, еще до Михаила Керуллария, Рим и Восток находились в состоянии фактического разделения. Этому немало способствовало и тогдашнее политическое соперничество византийского императора с германским. М. Жюжи  в католической богословской энциклопедии пишет; "С Х-го вплоть до половины XI века папство переживало самые темные дни своей истории. Схизмы этого периода вызывались не вопросами доктрины, а вопросами дисциплинарного порядка... Поэтому нет ничего удивительного, что к концу этого периода, еще до появления Михаила Керуллария, мы видим состояние фактического разделения, разрыв отношений, прелюдию к состоянию войны..." (ХIV, I, с. 1335).

Попытка восстановить церковное единство на началах единства веры была сделана еще до окончательного акта разделения патриархом Петром Антиохийским и патриархом Константинопольским Михаилом Керулларием.

Петр, патриарх Антиохийский, писал в 1052 году папе Льву IX: "День и ночь я спрашиваю себя, почему произошло церковное разделение и как могло случиться, что великого Петра великий преемник, пастырь древнего Рима отлучился и отсекся от божественного тела божественных церквей и не соучаствует предстоятелям сих в божественных советах и не вносит своего участия в церковные попечения и сам не получает от других братского и апостольского руководства". Патриарх Петр искренно желает восстановления единства, но прежде чем вписать имя папы в диптихи, он хочет знать о православии папы. Все прошлое Римской церкви говорило бы об этом. Но патриарх отрицает принципиальную непогрешимость папы и не исключает a priori   возможности нарушения им чистоты веры и канонического порядка. В связи с этим патриарх посылает свое исповедание веры и просит того же от папы. Прошло два года — ответа нет. Петр, думая, что письмо затерялось, или что папа обиделся, посылает второе, короче и еще сдержаннее; перечисляет соборы и осужденных еретиков, пропуская имя Гонория. Это письмо было послано через Доминика, патриарха Градского. Но и оно не дало желательного результата.

В ответном письме (1054) папа исповедывал свою веру в преимущества римского престола, на котором вера Петра "не оскудеет во веки веков", а также — в исхождение Св. Духа от Отца и Сына; но в перечне вселенских соборов не шел дальше седьмого и о соборе 869 г. не упоминал. (Этот ответ Льва IX сейчас у римо-католиков приравнивается к символам веры.)
М. Жюжи , отмечая искренний и миролюбивый тон письма Петра Антиохийского, никак не может примириться со взглядами этого патриарха на роль Римского папы и называет их "ересью". "Выходит, что епископ Римский отделился от божественного тела церквей! — удивляется М. Жюжи, — Он не является непогрешимым и нуждается тоже в наставлениях и руководстве". (Dict. de Th. Cath., t. XIV, Paris  1939, col. 1353 ). "И это не только заведомые враги латинян говорили таким образом, — жалуется Жюжи; — даже искренние сторонники единства были пропитаны ложной концепцией церковности" (Там же).

Михаил Керулларий  стал патриархом 25 марта 1043 года. В Риме в это время на папском престоле сидел Бенедикт IX, единственный в своем роде римский первоепископ, не имевший полных двенадцати лет в момент своей хиротонии. Обсуждать с этим "главой Церкви" насущные проблемы не было смысла. Осенью 1044 года в Риме стало два папы, а потом и три. Вмешательство императора Генриха III привело к вступлению на папский престол новых лиц. И лишь с поставлением Льва IX, родственника императора (выдвинутого на пост главы Римской церкви в конце 1048 г. и вступившего на престол в начале 1049 г.), положение на Римском престоле стало более определенным и относительно более устойчивым. Политическое положение того времени также располагало к сближению Востока с Римом. Намечался военный союз Константинопольского императора Константина XI Мономаха, папы Льва и германского императора Генриха III против норманнов. Создавались более благоприятные условия и для церковных переговоров.

Вслед за патриархом Антиохийским Петром адресуется к Льву IX и Михаил Керулларий.

Но прежде чем говорить о результатах этих обращений, надо сказать несколько слов о замечавшемся в то время в поместных церквах Востока критическом отношении к Римской церкви и ее практике. Авторитет Римского престола за предшествующие 150 лет пал на Востоке очень низко, и не приходится особенно удивляться, что иногда тут имели место неодобрительные отзывы о римских порядках.

Глава поместной Охридской церкви (на Балканском полуострове) архиепископ Лев адресует в это время одному епископу в Южной Италии (Иоанну Транийскому) послание, которым хочет обратить внимание всех представителей западной церкви на неуместность соблюдения христианами иудейских обычаев. Речь идет преимущественно об употреблении опресноков в евхаристии. Письмо ( в изданиях оно занимает две страницы печатного текста) заканчивается призывом оставить иудеям их опресноки и соблюдение суббот, отказаться от употребления удавленины, "да будем чистыми в правой и непорочной вере и стадом единым единого Пастыря — Христа". Архиепископ Лев, надо полагать, в этих обрядовых вопросах видел главное препятствие к восстановлению единства.

По поводу этого обращения Льва Охридского надо заметить, что существует разная степень важности вопросов и что от нее в свою очередь должна зависеть различная трактовка этих вопросов. Но, в принципе, говорить о том, что представляется в церковной практике недостатком, можно каждому, даже и тогда, когда дело касается вещей второстепенных и мелочей.
По иному взглянул на это папа Лев. Для него самая возможность критических замечаний по адресу Римской церкви представлялась ересью.

Текст письма Льва Охридского был представлен папе кардиналом Гумбертом, получившим его от адресата (1053 г.) Гумберт, епископ Белой Сильвы (то же, что Санто Руфино), был главным инспиратором выступлений папы против патриарха Михаила Керуллария и виновником злополучной анафемы на православных в 1054 году. Он перевел текст письма на латинский язык. Характерно, что в латинском переводе в начале письма поставлено имя Константинопольского патриарха: Michael, universalis patriarcha novae Romae, et Leo, archiepiscopus Acridiae metropolis Bulgarorum, dilecto fratri Joanni Tranensi episcopo (Migne, P.L.143,col.793). Даже те римо-католические исследователи, которые склонны возлагать "вину" за появление этого письма на Михаила Керуллария, признают сейчас, что в письме этом, написанном только от имени Льва Охридского, имя патриарха Константинопольского не значилось (Dict. de Th. Cath., XIV, Paris, 1939, col. 1351). Подтасовка не осталась без последствий. Папа Лев IX адресуется со своим ответным посланием (In terra pax hominibus). прежде всего, именно, к Михаилу Керулларию (Michaeli Constantinopolitano et Leoni Acridiano, episcopis ). Папский ответ во много раз превышает по размеру Охридское письмо и представляет из себя целый трактат (41 глава).

В начале своего послания папа прославляет "мир на земле". Из дальнейшего становится ясным, какой именно мир он имеет в виду. О Римской церкви папа говорит, как об имеющей привилегию на истину, и решительно не допускает возможности возражений Риму, а о Константинопольской отзывается как об источнике заразы (per praesulos sues suscitaverit pestes), распространительнице ересей. "И вот, — иронизирует папа, — по прошествии тысячи и, без малого, двадцати лет со времени смерти Спасителя нашего, Римская церковь начинает учиться у вас, как ей совершать воспоминание Его смерти!" (Migne, P. L., 143, col. 747).Папа удивляется безумию людей, считающих возможным поучать церковь ап. Петра. "Вы предаете анафеме, — пишет он (хотя об анафеме не было речи), — высшую и апостольскую кафедру и всех вернейших хранителей её установлений. Вы до такой степени ослеплены безмерной, бесстыдной надменностью, что не даете себе отчета в том, кто вы, что и кому делаете. Ведь вы выносите приговор той кафедре, которую не позволено судить ни вам, ни кому бы то ни было из смертных" (Там же, стр. 754). Папа ссылается далее на положение, утвержденное якобы императором Константином и Никейским собором, что "верховная кафедра никем не может быть судима", и на якобы имевшее место признание вселенскими соборами Римского и апостольского престола, "после Господа Иисуса, главой всех Божиих церквей". "Осмелившись по своей надутости вынести приговор верховному престолу, который никто из людей не может судить, вы навлекли на себя анафему вселенских отцов на всех досточтимых соборах" (Там же, с. 754). Далее в послании приводится обширный материал из Лжеисидоровских декреталий, подтверждающий право папы главенствовать над прочими патриархами и пользоваться светской властью. Эта связь между учением о главенстве Рима и утверждением прав папы на светскую власть весьма характерна для письма папы Льва. Заметим, что впоследствии папа Бонифатий VIII утверждал эти права в булле Unam Sanctam (1302). Из "Дарственной Константина" в письме папы Льва приводится такая цитата: "Мы, вместе со всеми нашими правителями, государственным сенатом, вельможами и всем вообще народом славной Римской империи признали за благопотребное постановить: поелику блаженный Петр поставлен, как известно, наместником Сына Божия на земле, первосвященники, преемствующие этому князю апостолов, получают от нас и от нашей империи власть начальствования, обширнейшую, нежели благость нашей императорской светлости в земном управлении имеет". (Там же, стр. 753).

Далее говорится о праве папы носить корону и другие знаки царской власти, а также о праве римских клириков украшаться отличиями, присвоенными патрициям и консулам, ездить на лошадях, убранных попонами ярко-белого цвета, носить нарядную белую обувь (стр. 754). Император уступает папам на веки город Рим, Италию и все западные страны. "Ибо там, где небесный Император установил вершину иерархии и главу религии, земной император не должен иметь власти" (с. 755). Далее в послании папы Рим именуется "главой мира и госпожой народов" (с. 757), а римляне — "верховного Петра ближайшими (familiariores) учениками и усерднейшими последователями его наставлений" (с. 759). Папа ссылается и на то, что чистоту веры римлян хвалит и апостол Павел в своем к ним послании, тогда как греков, в послании к Коринфянам, упрекает за разделения и блудодеяние (с. 759–760). Папа говорит об этой разнице между римлянами и не-римлянами, не как о факте случайном, а как о чем то проявляющемся постоянно. По-видимому, для того, чтобы не быть голословным, папа неожиданно поднимает далее вопрос об отношении греков к скопцам. Известно, что канонические правила не запрещают принимать в клир оскопленных насильственно или в результате хирургической операции, продиктованной необходимостью (Апост. 21; I Bс. Собор I). Поэтому возведению Игнатия на Константинопольский патриарший престол не помешал известный всем факт насильственного оскопления его в отрочестве (после низложения его отца, императора Михаила I). Отдельные другие подобные случаи так же ни у кого не могли вызывать недоумений. Но вот что пишет в этом письме папа, в связи со своим утверждением о постоянной подверженности греков ересям: "Нам бы отнюдь не хотелось верить тому, что публичная молва не колеблясь утверждает относительно Константинопольской церкви, а именно, что она, давая иногда, вопреки первому правилу святого Никейского собора, продвижение евнухам, возводит иной раз на престол своих архиереев женщин. Это столь отвратительное преступление и дело столь гнусное, что чрезвычайность его и вызываемый им ужас, равно как наше братское расположение мешает нам верить этому. Однако, принимая во внимание нерадение ваше в отношении требований святых канонов, поскольку евнухов и имеющих разного рода телесные увечья вы до сих пор спокойно и открыто возводили не только в клирикат, но и в архиерейство, — полагаем, что это могло быть. Вы до сего времени наплодили столько схизматиков и еретиков, открыто нападающих на Католическую и апостольскую Церковь и пытающихся раздирать ее, что Латинская, сиречь Западная, церковь имеет полное основание сетовать на вас" (с. 760).
На это обвинение следует обратить внимание, во-первых, потому, что, в конце концов, это единственное конкретное обвинение, выдвинутое папой в доказательство того, что греки и сейчас остаются нечестивыми, во-вторых потому, что оно фигурирует в акте отлучения 1054 года.

Далее папа называет в своем послании восточных "врагами света и истины, знаменосцами мрака и суеты" (с. 763).
В 29-й главе послания папа кратко, без каких-либо уточнений, упоминает о дошедших до него известиях (ut enim fertur = "как говорят") о закрытии "всех латинских базилик", находившихся в руках греков (penes vos) и об изгнании латинских монахов и аббатов из их монастырей (с. 764). Нет никаких материалов, проливающих свет на это обвинение папы; и некоторые считают его невероятным (Г. Герман. Historia concertationum de pane azymo, 1737, стр. 55).

Не называя патриарха по имени, но, несомненно, имея его в виду, папа употребляет такие эпитеты: "неофит", "неуч", "слепой пастырь", "немой пес" (с. 764).

Несколько раз в послании приводится классическая для римского католицизма формула: Summa sedes a nemine judicatur (с. 751, 765, сравн. 754, 768). "Мы не можем терпеть, — говорит папа, — чтобы кто-либо по гордости захватывал или присваивал себе что-либо, противясь нашему апостольскому престолу и его законам. Ибо кто только пытается у Римской церкви отнять ее авторитет или привилегии или уменьшить их, тот злоумышляет ниспровержение и пагубу не одной этой церкви, а всего христианства" (с.767). Исходя из сказанного выше, папа так пишет о неподсудности Римской церкви: "Голова судит о всех органах чувств, сама же никаким органом не судится, поскольку суждение ее одной абсолютно достаточно, как говорит апостол: "Духовный судит вся, сам же ни от кого не судится" (1 Кор. 1). Если же этого и сказанного выше о гармонии нашего тела вы (папа имеет в виду восточных) не чувствуете в себе, значит вы не принадлежите к телу, не живете в теле; а если вы не в теле Христовом, которое есть Церковь, и не живете его жизнью, то посмотрите, где вы и что вы. Вы отсечены, вы гниете, и как ветвь отрезанная от лозы, выброшена вон и засыхаете, да ввержени будете во огнь" (с. 768). В заключение папа пишет: "Надо с болью отсекать то, чего мягкой рукой нельзя успокоить и излечить, ибо Господь увещевает, говоря: Аще око твое соблазняет тя..." и т.д. (с. 769). Таково содержание этого обширного послания, начинающегося словами: In terris pax.
Как видим, папа в своем ответе касается главным образом экклезиологического вопроса, справедливо видя в нем корень расхождения между Римом и Востоком. В высказываниях папы римская экклезиология явно противостоит экклезиологии кафолической.

Обрядовые вопросы, составляющие главное содержание охридского письма, папа оставляет без внимания. По поводу последнего обстоятельства он делает в конце послания ссылку на изречение Соломона: "Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему" (с. 169). (Ответам на вопросы, поднятые охридским письмом, посвящен обширный трактат, привезенный Гумбертом в Константинополь в следующем году. Об этом будет речь далее).

Папа обошел в своем письме вопросы, поднятые архиепископом Львом Охридским, не потому, чтобы он лучше своего охридского соименника умел ставить обрядовые и канонические вопросы на свое место (такой способности Лев Римский не проявил), а потому, что ему, как последовательному апологету римского учения о Церкви, была очевидна простая истина: согласие с Римской церковью по отдельным вопросам, и, даже во всем, но без признания правоты этой церкви a priori, т.е. без признания за ней особой неотъемлемой привилегии на истину и права требовать от других церквей безусловного своего повиновения, — не вносило бы никаких существенных изменений в те взгляды, с которыми Лев считал нужным бороться; это не было бы решением главного вопроса, это вовсе не было бы то, что требуется для торжества римской концепции единства Церкви. И наоборот — признание за Римской церковью вышесказанного чудесного свойства (не ошибаться) делало бы излишними доказательства по существу отдельных вопросов.

В охридском письме папу возмутило не столько существо мнения архиепископа Льва о совершении евхаристии, сколько самый тот факт, что предстоятель не-римской, и, следовательно, не привилегированной, поместной церкви cчитает себя вправе не соглашаться с той церковью, которую папа называет "единственной матерью" всех других поместных церквей (с. 767).
Это дало повод папе раскрыть в послании римское учение о Церкви так полно и с такой определенностью, как это не было сделано еще никем ранее. Зная, что это учение будет оспариваться не одним Львом Охридским, папа адресуется со своим посланием прежде всего к константинопольскому патриарху Михаилу Керулларию, отводя Льву Охридскому в надписании письма второе место. Мы вправе рассматривать это послание, как ультиматум. Вопрос ставится ясно: или признайте наше учение о Церкви, или разрыв. По сути дела, папа выдвигает тут принцип безоговорочного подчинения Риму во всем, а не в том только, что будет признано обоснованным. Иначе он и не представляет себе единства Церкви.

Из содержания этого письма вытекает, что для папы "врагом света" и "слепым пастырем" является всякий, не признающий привилегии Рима на непогрешимость, следовательно все бранные эпитеты этого письма, по мысли его автора, могут быть отнесены и к патриарху Антиохийскому Петру, хотя и настроенному примирительно, но допускавшему, как мы видели, в принципе возможность отступления папы от православия. Письмо папы — это взмах меча, занесенного для рокового удара.

Прежде чем представлять ход последующих событий, следует коснуться не лишенного значения вопроса — об отношении самого патриарха Михаила Керуллария к обрядовым разностям. Из переписки, которую вел патриарх Михаил с антиохийским патриархом Петром, видно, что Михаил придавал немалое значение таким особенностям западной практики, как литургии на опресноках, бритье бороды, употребление монахами мясной пищи, браки в близких степенях родства, участие священников в военном деле и др. Совершение евхаристии на опресноках ему представлялось достаточным оправданием существовавшего разрыва. Но патриарх Петр Антиохийский, справедливо разграничивая догматы от обрядов, не считал совершение литургии на опресноках и другие обрядовые разностеи чем-то имеющим существенное значение, хотя и признавал преимущество за практикой употребления в евхаристии обычного хлеба. В письме Михаилу Керулларию он писал: "Что касается меня, чтобы и я обнаружил свое мнение, то, если бы латиняне исправились бы в прибавке к св. символу, — я ничего не потребовал бы от них сверх сего и даже вопрос об опресноках вместе со всем прочим оставлю безразличным, хотя в письме епископу Венецианскому (Петр имеет в виду патриарха Градского) я открыто признал, что вечеря, на которой Господь наш Иисус Христос преподал ученикам таинство Божественной Евхаристии, происходила прежде пасхи, в такое время, когда по закону не должно было есть опреснока. Я желал бы, чтобы и ваше божественное блаженство держалось этого". Патриарх Михаил Керуларий весьма считался с мнением патриарха Петра. Может быть, именно этому обстоятельству следует приписать тот факт, что в ответственный момент церковной истории Константинопольский патриарх так и не выдвинул официального обвинения против латинян, в котором фигурировала бы ссылка на опресноки или на иные второстепенные вопросы.
Послание папы Льва in terra pax hominibus, содержащее оскорбительные выражения по адресу патриарха Михаила и восточных христиан, излагающее римское учение о Церкви и угрожающее непокорным отсечением, было написано осенью 1053 года. Последовавшее за этим послание патриарха Михаила было получено в Риме несколько месяцев спустя. Текст его, к сожалению, не дошел до нас. Тем не менее, о содержании письма все же кое-что известно. Оно было составлено в миролюбивом духе и выдержано в почтительном тоне. Целью этого письма (так же как и письма патриарха Антиохийского) было привлечь папу к православно понятому единству. "В высшей степени сдержанным" называет это письмо проф. E. Aмaнн (Dict. de Th. Cath. T. X.). Патриарх, по-видимому, решил не касаться обрядовых вопросов и не отвечал на резкие выпады по своему адресу. Патриарх выражал сожаление о долгом разделении и заявлял готовность вписать имя папы в диптихи восточных церквей, если и папа окажется готовым восстановить общение с Востоком. Этот мирный призыв, содержащийся в письме патриарха, кажется настолько неожиданным после оскорбительного письма папы, что некоторые римо-католические историки (Аманн) не могут ничем другим объяснить почтительный тон патриаршего письма, как предположением, что послание папы по какой-то причине просто-напросто не было доставлено патриарху.

Старался тогда об утверждении мира церковного византийский император также и Константин IX Мономах.
В ответ на эти мирные предложения патриарха и императора папа посылает в Константинополь в январе 1054 года посольство, руководимое упоминавшимся уже кардиналом-епископом Гумбертом.

Какова была цель этого посольства?
Легаты привезли с собой в Константинополь письма папы. Вот что говорится в письме, адресованном папой "архиепископу Михаилу" (это уже второе письмо папы патриарху):
"Письмо твоей братской досточтимости, в котором ты печешься о благом, весьма необходимом и для всех последователей Христа вожделенном, деле согласия и единства, — мы наконец получили. Сколь радостным было бы для дочери примирение с собственной матерью после чрезмерно долгих и пагубных несогласий... Ты мог бы быть весьма полезным и необходимым служителем Церкви Божией, если бы не покушался преступать пределов, которые положили наши отцы... Уже давно дошла до наших ушей молва о многих нестерпимых вещах, чинимых твоим братством, что до сих пор мы обходили молчанием, частью потому, что они казались невероятными, частью потому, что нам не представлялось никакой возможности их исследовать. Вообще же, говорят, что ты неофит и не по степеням проскочил на высоту епископства. А что этого ни в коем случае нельзя делать, о том говорит и учение апостола и запрещение честных канонов" (Migne, P.L.t. 143, соl. 773–774). Далее, упрекнув патриарха Михаила в желании отнять у патриархов Александрийского и Антиохийского их права, папа продолжает: "И что это за гнусное и достоплачевное святотатство, что ты всюду величаешь себя вселенским патриархом и письменно и устно, тогда как всякий до сего времени страшился украшаться таким титулом? И кому бы после Христа приличнее было бы пользоваться этим титулом, как не тому, кому было сказано божественным  гласом: "Ты еси Петр и на сем камени созижду Церковь Мою?" (Там же; с. 774). "Раскайся; просим, в этом безрассудстве..." "Ты явился новым клеветником Латинской церкви, всех анафематствуя и возбуждая открытое гонение на тех, кто причащается тайн, совершенных на опресноках" (с.775). Не желая, по-видимому, этого важного обвинения оставлять без подтверждения, папа продолжает: "Об этом высокомерии твоем и молва нас известила и ясно говорит текст письма, адресованного с твоим именем апулийцам". Относительно "молвы", на которую ссылается папа, трудно сказать что-нибудь определенное. Что же касается письма апулийцам, то текст его известен хорошо: это то самое письмо Льва Охридского, посланное епископу Транийскому в Апулию, о котором речь была выше. Текстом его едва ли можно обосновать только что приведенную формулировку папского обвинения. Сам папа ссылкой на тайную вечерю доказывает далее необходимость употребления в литургии именно опресноков. "Мал квас все смешение тлит", — в такой редакции приводит папа тут изречение апостола (1 Кор. 5), как аргумент против квасного хлеба, и от себя добавляет: "А где тление, там несомненно искажение природы и появление какой-то порчи" (с. 775).

На предложение патриарха восстановить общение, дабы имя папы вновь стало возноситься во всех церквах мира, папа отвечает иронически: "Как это странно, дорогой брат! Римская церковь, глава и мать церквей, не имеет членов, не имеет дочерей? Как же она может тогда называться главой и матерью? Мы веруем, потому и говорим и твердо заявляем: Римская церковь настолько не обособлена и не одинока, как ты думаешь, что если на земном шаре какой-либо народ гордо разногласит с ней, то такой народ не должен ни называться, ни считаться какой-либо церковью, он совершенное ничто или, лучше сказать, — это сборище еретиков, собрание схизматиков, синагога сатаны... Мы не можем иметь никакого мира с пребывающими в своем заблуждении, дабы не приобщаться их злым делам. Ибо известно, что и Господь Христос никогда не делал этого, ибо при рождении Его ангелы возвестили мир только людям доброй воли. Посему Господь повелевает вырывать соблазняющее око, отсекать соблазняющую руку или ногу... Итак, да пресекутся ереси и расколы... Всякий, хвалящийся именем христианина, да престанет злословить и угрызать святую и апостольскую Римскую церковь. Ибо напрасно оказывает почтение хозяину дома тот, кто бесчестит его жену..." (с. 776). Папа этим, невидимому, хочет сказать, что того почтения, которое Михаил оказывает папе, недостаточно; надо, чтобы была признана особая роль Римской церкви.

Это письмо папы короче первого, но тон еще более резкий. Учение о том, что для всех христианских народов в религиозных вопросах обязательна римская точка зрения, не только излагается здесь с полной определенностью, но и сопровождается хулой на иную, кафолическую, концепцию церковности, исходящую из признания за всеми народами равного права на истину. Для папы Льва церковь, базирующаяся на таком принципе и считающая возможным не соглашаться с Римом, не церковь, а "синагога сатаны".

Оба послания папы очень красноречивы и роль их в событиях 1054 года ясна. Ими был вполне предрешен злосчастный разрыв.
Здесь не лишне будет сказать несколько слов об отношении к ответному посланию папы Льва некоторых нынешних римо-католических историков.

Проф. Е. Аманн так расценивает происшедший обмен письмами: "Керулларий явился с оливковой веткой, а ему показали ферулу (линейку учителя)... Если хотели совещаться о прочном мире, не следовало начинать с оскорблений того, с кем думали мириться" (Dict. de Th.Cath., t.X, Paris 1929, col. 1689).
Проф. М. Жюжи пишет: "Керулларий написал папе письмо почтительное и примирительное, умолчав совершенно относительно декларации Льва Охридского. Зачем было в ответе отрицать за Керулларием титул патриарха и называть его просто епископом? Зачем было третировать его как неофита, относиться к нему как к обвиняемому, грозить наказаниями, если не исправится? Зачем было, наконец, поднимать, в подобных обстоятельствах, археологический вопрос о титуле патриарха вселенского?" (Diсt. de Th. Catholique, t. XIV, Paris, 1939, col. 1354).

Как видим, нынешние римо-католические богословы доходят до осуждения тона папских посланий, адресованных патриарху Михаилу. К сожалению, критиковать самое содержание этих посланий, выявлять антикафолический характер главной, пронизывающей их идеи, её несоответствие духу Нового Завета, они не могут; для этого пришлось бы отказаться от основ римской экклезиологии.

Поведение легатов при вручении письма патриарху Михаилу явилось как бы отражением общего тона и содержания самого письма. "Они не сказали мне даже обычного приветствия, — пишет Михаил Антиохийскому патриарху, — не благоволили сделать самого простого поклона, не оказали ни малейших знаков уважения... Всего же удивительнее то, что они всякому твердят: мы-де прибыли сюда не для того, чтобы у вас учиться, но чтобы вас научить, вас заставить принять наши догматы".
Тон и содержание папского письма поразили патриарха Михаила. Он не хотел верить, чтобы письмо было написано самим папой Львом, о котором Михаил слышал, как о человеке добродетельном, благородном и ученом (peri tБj ўretБj ka… tБj eЩgene…aj ka… gnиseoj toа nаn teleut"santoj pЈpa — слова патриарха Михаила из того же письма патриарху Петру). Михаилу казалось невероятным, чтобы на его мирное предложение со стороны папы мог последовать такой резкий, не подающий никаких добрых надежд ответ. Михаил стал относиться к легатам как к эмиссарам герцога Аргира. Это весьма заметный в то время итальянский политический деятель, продолжительное время живший в Константинополе и хорошо знавший тамошнюю обстановку. Получив от Византии герцогство Апулийское (в. Южной Италии), он стал играть важную роль в итальянско-византийских делах. Аргир враждебно относился к Михаилу Керулларию. В действиях легатов Михаил увидел происки Аргира, а письмо объявил подлогом.

Совсем в ином тоне пишет папа византийскому императору Константину Мономаху. Он расточает любезности, превозносит императора, хочет расположить его к себе, пишет, в частности, что, по совету Аргира, предпринимает поход против норманов, и тут же не упускает случая, чтобы очернить патриарха. В письме читаем: "Собрат наш, архиепископ Михаил, направил нам письмо с призывом к согласию и единству... Но пусть знает твоя светлость, что до слуха нашего дошли вести о многих нестерпимых его поступках". Приводятся далее некоторые обвинения, возводимые на патриарха в цитированном выше письме; об остальном легаты имеют сообщить императору лично. Опять Михаил Керулларий сравнивается с человеком, который оказывает почтение главе семьи, но бесчестит ее членов (Migne, P.L.t. 143, col. 780).