Слово 14, о любви к бедным

Нет, други и братия! Не будем неправедными распорядителями вверенного нам, чтобы не услышать нам грозных слов Петра: "Постыдитесь вы, удерживающие у себя чужое, подражайте равной для всех благости Божией, и тогда не будет ни одного бедного" . Не будем томить себя, собирая и сберегая сокровища, тогда как другие томятся от нищеты, да не поразит нас жестокими укоризнами и угрозами божественный Амос, который вопиет: слышите ныне, глаголющии: когда прейдет месяц, и продамы, и субботы, и отверзем сокровища (Ам. 8:4–5), и потом, в следующих далее словах, угрожает гневом Божиим людям, имеющим меру малую и меру великую. Да не обличит нас и блаженный Михей, который, укоряя иудеев за то, что они нежатся на одрах из слоновой кости, намащаются самыми дорогими ароматами, утучняют тело свое, питаясь нежным мясом тельцов от стад и козлищ от паств, сопровождают рукоплесканиями звуки органов, и потом еще сильнее порицая то, что они считают сии удовольствия постоянными и прочными, — осуждает роскошь (так как от пресыщений рождается обида) и присовокупляет к сему осуждению неумеренных удовольствий новое, вменяя, может быть, еще в большую вину то, что сластолюбцы, предаваясь удовольствиям, нисколько не состраждут о сокрушении Иосифове (Ам. 6:4–6). Да не постигнет и нас сие осуждение! Не попустим себе до того забываться в наслаждениях, чтобы пренебрегать самое человеколюбие Бога, Который раздражается сим, хотя и не вдруг, не тотчас по преступлении наводит гнев Свой на грешников.

Последуем высочайшему и первому закону Самого Бога, Который посылает дождь на праведных и грешных и велит солнцу восходить одинаково над всеми (Мф. 5:45), Который без всякого стеснения предоставил всем обитающим на суше и землю, и источники, и реки, и леса, пернатым — воздух, живущим в водах — воду, Который всем человекам даровал в изобилии первые потребности жизни, кои ни власти не подлежат, ни законом не ограничиваются, ни пределами государств не преграждаются, но предложены всем и каждому в богатой мере и между тем нисколько от того не оскудевают. Так щедро всех людей наделил Бог, конечно, для того, чтобы равным разданием даров Своих показать и одинаковое достоинство нашей природы, и богатство благости Своей. А люди, зарыв в землю золото, серебро, дорогие и лишние одежды, самоцветные камни и другие подобные драгоценности — сии свидетельства брани, междоусобий и древнего насильства восхитителей верховной власти, — после того, безумные, поднимают еще брови и бедствующим сродникам своим по естеству отказывают в милосердии, не желая даже излишками своими помочь им в нуждах их. Какое невежество! Какая глупость! Не говорю уже о другом; по крайней мере, то представили бы они, что бедность и богатство, свободное, в обыкновенном смысле понимаемое, состояние и рабство и другие, подобные сим имена уже в последствии времени появились в роде человеческом и как некоторые недуги вторглись вместе с неправдой, которая и изобрела их.

Сначала же, как сказано в Писании, не было так (Мф. 19:8). Но Сотворивший человека вначале соделал его свободным, ограничив его только одним законом заповеди; соделал и богатым среди сладостей рая, а вместе с сим благоволил даровать сии преимущества и всему роду человеческому в одном первом семени. Тогда свобода и богатство заключались единственно в соблюдении заповеди, а истинная бедность и рабство — в преступлении оной. Но с того времени, как появились зависть и раздоры, как началось коварное владычество змия, непрестанно и неприметно привлекающего нас к злу лакомой приманкой удовольствия и вооружающего дерзких людей против слабых, — с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий, и любостяжание, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого. Ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение, не на закон властителя, а на закон Создателя. Помоги, сколько можешь, природе, почти первобытную свободу, уважь самого себя, покрой бесчестие, нанесенное роду твоему; окажи пособие в болезни, подкрепи в нужде. Ты здоров и богат? Так утешь болящего и бедного. Ты не испытал падения? Так подними упавшего и разбившегося. Ты весел? Так ободри унывающего. Ты счастлив? Так облегчи участь удрученного несчастьем.

Воздай что-нибудь Богу в благодарность за то, что ты принадлежишь не к числу имеющих нужду в благодеяниях, а к числу тех, кои могут оказывать благодеяния, что не ты смотришь в чужие руки, a другие — в твои. Обогати себя не только имуществом, но и благочестием, не только золотом, но и добродетелью или, лучше, только ей одной. Заслужи предпочтение перед ближним твоим тем, что ты его благотворительнее. Будь для несчастного богом, подражая милосердию Божию. Ибо ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение, хотя Бог несравненно больше благодетельствует, а человек меньше, сообразно со своими силами. Бог сотворил человека, и снова восставляет его из тления; а ты, по крайней мере, не презри падшего. Бог явил человеку величайшее милосердие, когда дал ему, кроме всего прочего, Закон, Пророков и еще прежде того естественный закон — неписаный, сего испытателя дел наших; когда обличал, вразумлял, руководствовал людей и, наконец, предал Самого Себя в жертву искупления за живот мира (Мф. 20:28; Ин. 6:51); когда даровал нам апостолов, евангелистов, учителей, пастырей, исцеления, чудеса, возвращение к жизни, разрушение смерти, знамение победы над победившим нас, завет сени и завет истины, различные дары Духа Святого и таинство нового спасения. А ты, если можешь оказывать высшие благодеяния, приносящие пользу душе (поелику Бог наделит тебя и сим богатством, ежели только пожелаешь того), не откажись и этим послужить нуждающемуся или, лучше, таковые-то благодеяния прежде всего и паче всего и оказывай просящему тебя, даже не ожидая его прошения; весь день милуя и взаим дая (Пс. 36:26) слово и неопустительно взыскивая долг с лихвой, то есть с умножением назидания в пользовавшемся оным, — лихвой, которую всегда прилагает к принятому слову тот, кто мало-помалу приумножает в себе семена благочестия. Если же ты этим не можешь служить ближнему, то оказывай ему хоть меньшие благодеяния, занимающие второе место и не превышающие силы твоей. Помоги ему, доставь пищу, подай рубище, принеси лекарство, перевяжи раны, расспроси о бедственном его положении, поговори о терпении; осмелься, подойди. Ты не унизишь себя этим; болезнь не пристанет к тебе, хоть и думают так люди слишком изнеженные, обольщенные пустыми предубеждениями, или, лучше сказать, хоть и стараются сим предлогом оправдать свою либо трусость, либо отвращение от благочестия, прибегая к боязливости, как будто к чему важному и мудрому. Касательно сего могут успокоить тебя и здравые рассуждения, и врачи, и живущие в одном с больными доме их прислужники, из коих ни один еще, обращаясь с ними, не подвергался опасности. Но если бы и возбуждало такое сообщение страх и сомнения, — ты, раб Христов, боголюбивый и человеколюбивый, не будь побежден низким малодушием! Дерзай верой, победи боязнь состраданием, изнеженность — страхом Божиим, плотские рассчеты — благочестием. Не презри брата твоего, не пробеги мимо него, не гнушайся им как нечистотой, как заразой, как чем-то отвратительным и отверженным. Это твой член, хотя и покривило его несчастье. Тебе оставлен есть нищий (Пс. 9:35), как Самому Богу, хотя ты и слишком надменно (может быть, хоть сими словами приведу тебя в стыд) проходишь мимо него. Тебе предлагается случай доказать свое человеколюбие, хотя и отвращает тебя враг от собственного твоего счастья.

Всякий мореплаватель близок к кораблекрушению, и тем ближе, чем с большей отважностью плывет. Так и всякий, обложенный телом, близок к бедам телесным, и тем ближе, чем бесстрашнее ходит с поднятым челом, несмотря на лежащих перед ним. Доколе плывешь при благоприятном ветре, подавай руку потерпевшему кораблекрушение; доколе наслаждаешься здоровьем и богатством, помоги страждущему. Не дожидайся того, чтобы узнать из собственного опыта, какое великое зло есть бесчеловечие и какое великое благо есть сердце, отверстое терпящим нужду. Не желай дожить до того, чтобы Бог вознес руку Свою (Пс. 73:3) на возносящих выю свою и пренебрегающих убогих. Вразумись чужими бедами. Дай хоть самую малость бедному: и то не будет малостью для того, кто во всем нуждается, и для Самого Бога, если подаяние будет по силе. Вместо великого дара принеси усердие. Ничего не имеешь? Утешь слезой. Великое врачевство злополучному, когда кто от души пожалеет о нем; несчастье много облегчается искренним соболезнованием. Ты, человек, не должен считать человека хуже животного, которое закон велит тебе поднять, когда оно упадет в ров, или привести к хозяину, когда заблудится (Исх. 23:4–5; Втор. 22:4). Не скрывается ли в сем повелении и другой, таинственный и глубочайший смысл, подобно как и во многих изречениях закона, отличающихся глубиной и двузнаменательностью, — не мне проникать в это, а все испытующему и все знающему Духу. Я же, — сколько понимаю сие, и сколько относится то к моему слову, — скажу, что здесь закон имеет целью от милосердия к тварям малозначащим возвести нас к милосердию совершеннейшему и важнейшему. В самом деле, если мы обязаны и к бессловесным быть милостивы, то сколь же велика должна быть любовь наша к тем, кои одного с нами рода и достоинства? Так учат нас и разум, и закон, и справедливейшие из людей, которые полагают, что лучше благотворить, нежели принимать благодеяния, и что милость дороже корысти.

Что же сказать о наших мудрецах? Я не говорю о язычниках, которые, выдумывая богов — защитников страстей, и Кердою  воздают величайшие почести, и, что еще хуже того, поставляют законом (как это видим у некоторых народов) закалать людей в жертву некоторым из демонов, так что бесчеловечие входит у них в состав богопочитания, и такими жертвами как сами услаждаются, так и богам своим думают доставить удовольствие, — злые жрецы и тайнослужители злых! Но вот что особенно достойно оплакивания: есть и между нашими собратиями люди, которые так далеки от соболезнования и вспомоществования страждущим, что даже не стыдятся жестоко укорять их, нападают на них, придумывают пустые и ничтожные умствования, яко гласящия от земли (Ис. 29:4), говорят на ветер, а не для слуха, водимого благим смыслом и привыкшего к истинам божественным. Они осмеливаются так судить: "Бог послал им несчастья, а нам — счастье. И кто я, чтобы смел нарушать определение Божие и показывать себя милостивее Бога? Пусть их томятся, бедствуют, страдают! Богу так угодно". В сем только случае и показывают они себя богочтителями, где нужно им сберегать свои деньги и храбриться над несчастными! Но в самом деле они и не думают, что их благополучие происходит от Бога, как это ясно видно из слов их. Ибо станет ли рассуждать подобно им о бедных тот, кто признает Бога подателем всего, чем он владеет? Кто действительно имеет что-нибудь от Бога, тот употребляет, что имеет, согласно с волей Божией. С другой стороны, еще неизвестно и то, чтобы на бедных всегда насылал страдания Сам Бог, потому что и телесное вещество, находящееся беспрестанно в каком-то течении, может само по себе быть причиной расстройств. И почему кто знает, что один наказывается за порочную жизнь, a другой возвышается, как достойный похвалы? А может быть, и наоборот — сей возвышается именно потому, что он худ, а тот подвергается искушению за свою добродетель; сей выше возносится, чтобы и упасть сильнее, ему попускается наперед обнаружить, как некую болезнь, всю свою порочность, дабы тем справедливее было наказание, имеющее его постигнуть; а тот и сверх ожидания угнетается, дабы, искусившись яко злато в горниле (Прем. 3:6), очиститься и от малейшей, какая еще оставалась в нем, примеси зла (ибо никто по естественному рождению не бывает совершенно чист от скверны, как это слышим мы из Писания (Иов. 14:4)) и явиться еще более достойным, так как и сию тайну нахожу я в Божественном Писании (Прем. 3:5). Продолжительно было бы исчислять все глаголы Духа, сюда относящиеся. И кто изочтет песок морской, и капли дождя, и глубину бездны (Сир. 1:2–3)? Равным образом, кто может во всем исследовать глубину премудрости Бога, которой Он и сотворил все, и управляет всем так, как хочет и как знает? Довольно для нас, по примеру божественного апостола, удивляться только ей и почтить молчанием непостижимую и неудобозримую глубину ее. О глубина богатства и премудрости и разума Божия! Яко неиспытани судове Его и неизследовани путие Его (Рим. 11:33). И кто уразуме ум Господень (Ис. 40:13)? Или в последняя премудрости Его кто достиже, как говорит Иов (Иов. 11:7)? Кто премудр и уразумеет сия (Ос. 14:10), и кто отважится то, что выше всякой меры, измерять соображениями удобопостижимыми? Итак, пусть кто-нибудь будет на это смел и отважен, а лучше, если бы никто. Я же ни наказаний в здешней жизни не осмелюсь относить во всяком случае к пороку, ни спокойного состояния — к добродетели. Правда, бывает и здесь такое мздовоздаяние, и, конечно, для некоторых полезных целей, дабы, с одной стороны, бедствия злых людей останавливали стремление порока, а с другой — благоденствие добрых облегчало путь добродетели, но это бывает не всегда и не вполне. Полное мздовоздаяние принадлежит единственно будущей жизни, где одни получат награды за добродетель, а другие — наказания за порок. Восстанут бо, сказано, сии в воскрешение живота, сии же в воскрешение суда (Ин. 5:29). А для настоящей жизни — другой закон, другое ведение.

Впрочем, и в настоящей жизни все направлено к будущей. И что кажется нам неровным, без сомнения, изравнивается у Бога. Подобно сему в теле есть части выдавшиеся и впалые, великие и малые, также на земле есть места возвышенные и низкие; но все сие во взаимном соотношении образует и представляет нашим взорам прекрасное целое. Равно и у художника сначала нестройное и неровное вещество потом является весьма искусно обделанным, когда из него устроится какое-нибудь произведение; после чего и мы, увидев это произведение в совершенной красоте его, понимаем и признаем искусство художника. Так не будем же почитать Бога таким несовершенным художником, каковы мы; не будем находить неустройства в управлении миром потому единственно, что нам неизвестен образ управления. Но мы, — если нужно представить в подобии состояние нашего духа, — мы не много отличаемся от людей, страждущих на корабле тошнотой и головокружением, которые, кружась сами, думают, что и все кружится. Точно таковы те, о которых мы говорим. Они не хотят, чтобы Бог был мудрее их, когда у них кружится голова от недоумения о каком-нибудь происшествии. Вместо того чтобы или самим потрудиться в изыскании причины оного в той надежде, что, может быть, трудолюбивому исканию подастся истина, или посоветоваться о сем с людьми, которые мудрее и духовнее их (так как и мудрость есть одно из дарований, и не во всех разум (1 Кор. 8:7)), или чистотой жизни уловить ведение и поискать премудрости у истинной Премудрости,— они — какое невежество! — хватаются за то, что ближе к рукам, клевещут, будто все в мире делается без причины, потому только, что сами ее не видят, и таким образом от своего невежества делаются мудрецами, или от излишней, так сказать, мудрости становятся лишенными мудрости и несмысленными. Оттого некоторые ввели счастье и самослучайность , — такой вымысел, который, подлинно, только на удачу и как случилось слеплен. Другие придумали какое-то неразумное и неотклонимое владычество звезд , которые по своему произволу сплетают или, лучше сказать, невольно принуждены сплетать судьбу нашу; придумали соединения и противостояния каких-то блуждающих и не блуждающих тел небесных и владычествующее над всем миром движение. Иные, поколику не могли постигнуть и познать самого Промысла, внесли в бедный род человеческий свои мечты, какие кому воображались , и раздробили это на различные мнения и наименования. Были и такие, которые Промысел представляли слишком бедным  и, распространив управление Его только на то, что выше нас, не осмелились низвести Его до нас, более всего имеющих в Нем нужду, как будто боясь того, чтобы Благодетеля не показать слишком благим, когда будет слишком много существ, пользующихся Его благодеяниями, или чтобы не утомить Бога множеством благотворений. Но оставим сих безумцев, как я уже и сказал, самим себе, поелику еще прежде нас хорошо отразило их слово Божие сим приговором: осуетися неразумное их сердце: глаголющеся быти мудри, объюродеша и измениша славу нетленнаго Бога (Рим. 1:21–23), исказив какими-то баснями и тенями всеобъемлющий Промысел. Мы же, если только, как существа разумные и служители Слова, внимаем разуму, не должны ни сами придумывать подобных чудовищных мнений, ни принимать людей, которые так думают, сколько бы ни был оборотлив язык их в составлении нелепых умствований и учений и сколько бы ни была обольстительна новость их вымыслов. Напротив, мы должны веровать, что есть Бог Творец и Создатель всех существ; ибо как могла бы и существовать вселенная, если бы кто не осуществил ее и не привел в стройный состав? Должны веровать, что есть Промысел, все содержащий и все связывающий в мире; ибо для тех существ, для которых необходим Творец, необходим вместе и Промыслитель; иначе, мир, носимый случаем, как вихрем корабль, должен бы был по причине беспорядочных движений вещества мгновенно разрушиться, рассыпаться и возвратиться в первоначальный хаос и неустройство. Мы должны также веровать, что наш Творец, или Зиждитель (все равно, тем ли или другим именем назовешь Его), особенным образом печется о нашей участи, хотя жизнь наша и проводится среди различных противностей, коих причины для того, может быть, и остаются неизвестными, чтобы мы, не постигая их, тем более удивлялись над всем возвышенному Уму. Ибо все, что мы легко понимаем, легко и пренебрегаем; а, напротив, что выше нас, то, чем неудобопостижимее, тем больше возбуждает в нас удивление; и все, что убегает от нашего желания, тем самым воспламеняет к себе сильнейшую любовь.

Посему не будем ни слишком высоко ценить, во всяком случае, здоровье, ни слишком осуждать болезнь, не будем прилепляться к скороутекающему богатству (Пс. 61:11) и более надлежащего прилагать к сему потоку свое сердце, тратя на сие, так сказать, нечто из существа души нашей. Не будем восставать и против бедности как против доли, заслуживающей презрение, проклятие и ненависть. Научимся лучше и презирать безумно употребляемое здоровье, которого плод — грех, и уважать благочестиво переносимую болезнь, почитая тех, которые страданием приобрели победу; почему знать, не кроется ли между болящими какой-нибудь Иов, который несравненно более достоин чести, чем здоровые, хотя и соскребает с себя гной и томится день и ночь под открытым небом, страдая и от язв, и от жены, и от друзей. Научимся отметать и неправедное богатство, за которое праведно страждет в пламени (Лк. 16:24) богач, прося для прохлаждения себя малой капли воды, и вместе ублажать благодарную и любомудрую бедность, с которой Лазарь спасается и богато награждается упокоением в недрах Авраама.

Таким образом, человеколюбие и благосердие к бедным, кажется, нужно нам и для того, чтобы заградить уста неправо мыслящих об оном и не уступать суетным их мудрованиям, кои мы теперь рассматривали, то есть не обращать жестокости в закон на вред самим себе. Но всего более почтим здесь заповедь и увещания слова Божия. Какая же это заповедь? Посмотрите, как постоянно внушают ее мужи боговдохновенные и как она близка к их сердцу. Не так они возвещают ее, чтобы раз или два поговорили что-нибудь о бедных и потом отступились; не так, чтобы одни упоминали о милосердии, а другие нет, или некоторые говорили о нем больше, а другие меньше, как будто бы оно не было важным и крайне нужным предметом. Нет, они все и каждый в особенности, почитая сию заповедь главной или одной из главных, с ревностью побуждают нас к исполнению ее то увещаниями, то угрозами, иногда упреками, а иногда и похвалами милосердным, и все сие для того, чтобы непрестанными напоминаниями о сей заповеди усилить ее действие в сердцах наших. Сказано: страсти ради нищих и воздыхания убогих ныне воскресну, глаголет Господь (Пс. 11:6). Кто же не убоится восстающего Господа? И в другом месте: воскресни, Господи Боже мой, да вознесется рука Твоя, не забуди убогих (Пс. 9:33). Отклоним молитвой такое возвышение руки Божией и не пожелаем видеть ее возносимой на непокорных или, что еще тягостнее, наводимой на жестокосердных. И еще: не забы звания убогих; не до конца забвен будет нищий (Пс. 9:13, 19); очи Его на нищаго призираете (Пс. 10:4); а такое призрение лучше и превосходнее, нежели приникновение веждей. Вежди же Его испытаете сыны человеческия, что есть уже как бы низшее и второстепенное назирание. Но, может быть, скажет кто-нибудь, что здесь говорится о нищих и убогих, неправедно притесняемых. Не спорю, но и это самое должно побудить тебя к человеколюбию. Если так много печется Господь о бедных, когда их обижают, то, конечно, еще более наградит тебя за них, когда они получают от тебя благодеяния. Если ругаяйся убогому раздражает Сотворившаго его (Притч. 17:5), то пекущийся о творении чтит Творца. Опять, когда ты слышишь слова: нищ и богат сретоста друг друга, обоих же Господь сотвори (Притч. 22:2), то не думай, будто Господь сотворил одного нищим, а другого богатым для того, чтобы ты еще больше мог нападать на нищего, ибо неизвестно, от Бога ли произошло такое разделение. В сих словах Писания показывается только то, что и нищий и богатый равно созданы Богом, хотя и неодинакова внешняя их участь. Пусть это подвигнет тебя к состраданию и братолюбию, и если бы когда при взоре на свое богатство ты возгордился, то пусть мысль об общем Создателе смирит тебя и введет в пределы скромности. Что же еще? Милуяй нища взаим дает Богови (Притч. 19:17). Кто не пожелает иметь такого должника, который отдаст долг во время свое с лихвой? И опять милостынями и верами очищаются грехи (Притч. 15:27). Итак, очистим себя милосердием, отрем сим прекрасным злаком нечистоты и скверны душевные и убелимся, одни — как волна, другие — как снег (Ис. 1:18), по мере благосердия нашего!

Скажу нечто еще более поразительное. Если у тебя нет ни сокрушенных членов, ни струпа, ни язвы, ни раны палящаяся (Ис. 1:6), нет никакой проказы душевной, или осязаемого знамения, или блеска (Лев. 13:2), что только отчасти очищает закон и что может исцелить один Христос, то тем не менее почти Того, Кто претерпел за нас язвы и болезни. Почтешь же Его тогда, когда явишься милостивым и человеколюбивым к члену Христову. Если же разбойник и мучитель душ наших или на пути твоем из Иерусалима в Иерихон, или в другом каком-либо месте, напав на тебя, безоружного и не готового к обороне, до того, может быть, изранил тебя, что ты должен сказать: возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего (Пс. 37:6); если ты в таком состоянии находишься, что ни уврачевания не ищешь, ни средства к исцелению твоему не знаешь — ах! это уже подлинно великая язва и крайнее бедствие. Но когда ты еще не вовсе предался отчаянию и не сделался совершенно неисцелимым, прибеги ко Врачу, умоляй Его, лечи язвы язвами, привлеки подобное подобным или, лучше сказать, меньшими средствами уврачуй бóльшие болезни. И Он речет душе твоей: спасение твое есмь Аз (Пс. 34:3), скажет: вера твоя спасе тя (Лк. 7:50); се, здрав ecu (Ин. 5:14), и утешит тебя всей сладостью глаголов человеколюбия, если только увидит, что и ты человеколюбив к болезнующим.

Блажени, говорит Он, милостивии, яко тии помиловани будут (Мф. 5:7); видишь, что между блаженствами не последнее место занимает милость. Также: блажен разумеваяй на нища и убога (Пс. 40:1); благ муж щедря и дая (Пс. 111:5); весь день милует и взаим дает праведный (Пс. 36:26). Восхитим же блаженство, заслужим наименование разумевающих, соделаемся благими; самая ночь да не прервет дел милосердия. Не рцы: отшед возвратися, и заутра дам ти (Притч. 3:28). Не допускай ни малейшего промежутка между благим намерением и благотворением. Вот одно, что не терпит отсрочки, — человеколюбие. Раздробляй алчущему хлеб твой и нищия безкровныя введи в дом твой (Ис. 58:7), и все сие делай радушно. Милуяй, сказано, с добрым изволением (Рим. 12:8); таким образом, готовность твоя усугубит цену доброго твоего дела. Ибо что делается с печалью или по нужде, то не может быть приятным и изящным; оказывая благодеяния, должно радоваться, а не сетовать. Аще отымеши от себя соуз и рукобиение, то есть мелкую расчетливость, разведывания, и сомнения, и глагол роптания, что будет тогда? Какое чудное и великое воздаяние! Какая и сколь богатая награда! Разверзется рано свет твой, и исцеления твоя скоро воссияют (Ис. 58:8). Кто же не пожелает себе света и исцеления?

Но с таким же благоговением взираю я и на ковчежец Христов (Ин. 12:6), побуждающий нас к питанию нищих; и на согласие Павла и Петра в том, что они, разделив между собой проповедь Евангелия, общими силами пеклись о бедных; и на указанный юноше предел и закон совершенства: имение твое даждь нищим (Мф. 19:21). Не думаешь ли ты, что человеколюбие есть для тебя не необходимость, а дело произвола, не закон, а совет? Я и сам весьма желал бы так думать, но меня устрашают левая сторона, и козлища, и укоризны, кои услышат они от Поставившего их ошуюю. Они осуждены будут не за грабительство, не за святотатство, не за прелюбодеяние или другие грехи, запрещенные законом, а за то, что не послужили Христу в лице бедных.

Итак, ежели вы, рабы и братия и сонаследники Христа, сколько-нибудь имеете ко мне послушания, то, доколе еще есть время, посетим Христа, послужим Христу, напитаем Христа, оденем Христа, примем Христа, почтим Христа — не только трапезой, как некоторые; не мастями благовонными, как Мария; не гробом только, как Иосиф Аримафейский; не веществами, нужными при погребении, как Никодим, в половину только показавший любовь свою ко Христу; не златом, ливаном и смирной, как еще прежде волхвы; но поелику Владыка всяческих милости хощет, а не жертвы (Мф. 9:13), и милосердие дороже тем тучных агнцев (Дан. 3:40), то сие-то милосердие и принесем Ему в лице бедных и долу влачащихся ныне, дабы тогда, как мы отыдем отселе, они приняли нас в вечные кровы (Лк. 16:9), в Самом Христе, Господе нашем, Которому слава во веки, аминь.