Житие Иоанна Новгородского

Первоначальная редакция Жития, известная в двух вариантах, была составлена, по-видимому, не позднее 40—50-х гг. XIV века в Новгороде Великом. Это краткое повествование о святой жизни архиепископа Новгородского Иоанна. В тексте этой редакции повествуется о рождении святого от благочестивых родителей, о времени, когда Иоанн был священником в новгородской церкви святого Власия; рассказывается об избрании Иоанна в новгородские епископы, об основании им и его братом Гавриилом Благовещенского монастыря  и о воздвижении Благовещенской церкви. В Житии приводится перечень построенных Иоанном храмов, сообщается о погребении архиепископа в притворе собора святой Софии.

Древнейшей список второй редакции Жития, названной Основной, относится к 1494 г. Эта редакция Жития была составлена после 1439 или 1440 г., когда были обретены нетленные останки (мощи) Иоанна. (Об обретении мощей повествуется в тексте Основной редакции.) В тексте Основной редакции Жития прослеживается промосковская направленность: внушается идея покорности власти князя, Иоанн внушает новгородцам, что союз с нечестивыми и неправославными князьями греховен. Эти мотивы были злободневными в промежуток между 1471 и 1478 гг. В 1470 г. новгородцы — противники подчинения Москве, преимущественно влиятельные и богатые бояре, призвали на княжение литовского князя Михаила Александровича (Олельковича), потомка литовского князя Гедиминаса. По вероисповеданию князь Михаил был православным; он состоял в родстве с Иваном III, которому приходился двоюродным братом. Но он был ставленником и вассалом католика, польского короля Казимира IV, и потому промосковски настроенные современники видели в призвании Михаила Олельковича измену старине и православию. В Новгороде Михаил прокняжил недолго.
В июле 1471 г. новгородцы, не желавшие покориться власти великого князя Московского Ивана III Васильевича, потерпели поражение от московских войск на реке Шелони. После этого в Новгороде усилилась борьба между "промосковской" и "антимосковской" партиями. В 1478 г., после нового похода Ивана III, Новгород был включен в состав великого княжества Московского, почти полностью утратив остатки прежней вольности.

Основная редакция Жития Иоанна Новгородского, вероятно, была создана именно в промежутке между 1471 и 1478 г., когда вольность Великого Новгорода уже клонилась к закату, но торжество великого князя Московского еще не было безусловным (Дмитриев Л.А. Житие Иоанна Новгородского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1989. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.). Ч. 2. С. 516—517).

В одном позднем, XVII века, списке Основной редакции ее составителем назван известный книжник сербского происхождения Пахомий Логофет, или Пахомий Серб (ум. 1458), в 1430-х гг. приехавший на Русь и написавший несколько житий русских святых и служб им. Однако свидетельство одного позднего списка не может быть доказательным. Современный исследователь Жития Л.А. Дмитриев утверждает: "Есть основание предполагать, что Ж<итие> написано не новгородцем, а неизвестным нам москвичом на основе новгородских материалов, в Новгороде".

К тексту Основной редакции восходят более поздние редакции Жития (их известно четыре).

Текст Основной редакции Жития состоит из трех относительно самостоятельных частей. Вторая и третья часть имеют самостоятельные подзаголовки: "Слово 2-е. О том же великомъ святители Иоанне, архиепископе Великого Новаграда, како былъ въ единой нощи из Новаграда во Иеросалиме граде и пакы возвратися в Великий Новъград тое же нощи" и "слово 3-е. О проявлении мощей святаго". Наиболее очевидна относительная самостоятельность второй части Жития, в котором описано чудесное путешествие святого в Иерусалим верхом на бесе. В этой части памятника рассказывается также и о смерти, и о погребении Иоанна, упоминается о чуде от новгородской святыни — иконы Знамения Богородицы, говорится об исцелениях, совершающихся у мощей святого. (Подробно об обретении мощей Иоанна и о совершающихся возле них чудесах повествует текст третьей части Жития.)

Основная редакция Жития — это одновременно и цельный текст, и своеобразный цикл из трех частей. Не случайно, в отдельных списках Основной редакции содержится либо только текст первой части, повествующей о чуде от иконы Знамения Богородицы, либо тексты первой и второй части вместе, реже — текст одной третьей части. В нескольких списках к Житию примыкает Повесть о построении Благовещенской церкви. В ней описывается чудесная история построения Благовещенской церкви Иоанном и его братом Григорием. Братьям "не доставшу сребру на совершение" храма, так что они смогли возвести его лишь до высоты плеч. После усердной молитвы Иоанна и Григория, обращенной к Богородице, Пречистая явилась им во сне и пообещала помочь. Перед монастырскими воротами братья обрели коня "вельми дивна", под окованным золотом седлом, к которому были приторочены две сумы — одна полная золота, другая серебра. Обретенных денег с избытком достало на завершение строительства храма.

Размытость границ между отдельными произведениями вообще характерна для древнерусской словесности: в древнерусской книжности, очевидно, не было отчетливого представления о единстве и завершенности произведения. Конечной целью книжников было выражение, раскрытие божественной истины, присутствия Божия в мире, а при таком понимании природы и предназначения текста границы между отдельными произведениями лишались абсолютного характера.

Текст Основной редакции открывается вступлением, в котором, что  традиционно для агиографии, прославляется святой и излагаются мотивы, побудившие составителя обратиться к написанию Жития. Затем следует рассказ о жизни Иоанна, заимствованный из Первоначальной редакции и дополненный новыми известиями. Центральный эпизод первой части Жития — чудо от иконы Знамение Богородицы. Текст этого фрагмента восходит к "Воспоминанию знамения, бывшаго иконою Пресвятыя Владычици нашеи Богородицы в великом Новеграде" — сказанию о чуде от иконы Знамение Богородицы, составленному в Новгороде в 1430-х гг. Пахомием Сербом. (Произведение Пахомия, в свой черед, написано на основе Слова о знамении, возникшего в середине XIV века.)

Сказание о чуде от иконы Знамение Богородицы — отражение реального события. В феврале 1170 г. суздальско-владимирские войска, возглавляемые Мстиславом, сыном владимиро-суздальского князя Андрея Боголюбского, осадили Новгород. После трехдневной осады города новгородцы и суздальцы сошлись в битве, завершившейся разгромом суздальского войска. Это произошло в то время, когда Иоанн был архиепископом Новгородским. В этом сказании повествуется о том, как Иоанну, молившемуся о спасении города, слышится глас,  призывающий пойти в церковь Спаса на Ильине улице и, взяв хранимую там икону Знамение Богородицы, вынести ее на стены острога, защищающие город от осаждающих. Когда суздальцы обрушили на город дождь стрел, икона чудесно повернулась к городу и пролила слезы, которые архиепископ собрал в свою фелонь (ризу).

По слезным молитвам Богородицы, повествует сказание, обрушил гнев на суздальские полки: их покрыла тьма, суздальцы ослепли и в трепете и ужасе стали избивать друг друга.

В Житии Иоанна Новгородского по сравнению с более ранними сказаниями о чуде от иконы Знамение Богородицы уже не различимы проновгородские симпатии. Чудо истолковывается во вневременном плане: только как осуждение вражды единоверных русских, как осуждение гордыни осаждающих и как милость, явленная уповающим на помощь Богородицы.

Вторая часть Жития описывает историю посрамления Иоанном беса и путешествия на нем в Иерусалим. Сюжет этого сказания относится к числу так называемых новеллистических сюжетов. Он построен на характерном для новелл неожиданном событийном переломе, на "переворачивании", на взаимной обратимости сюжетных функций "персонажей". Бес, докучая Иоанну, влез в сосуд с водою, из которого умывался святой. Иоанн, "слыша в сосуде ономъ некотораго поропщюща (плещущегося. — А. Р.) в воде, и прииде скоро святый, и уразуме бесовьское мечтание (наваждение. — А. Р.)".

Иоанн, сотворив молитву и осенив сосуд крестным знамением, затворил в нем беса. Нечистый дух возопил к святому, жалуясь, что "огнемъ палимъ есть".

Этот эпизод призван вызывать страх: страшны козни бесовские, и мало кто из читающих Житие считает, что ему дарована благодать побеждать бесов. Но одновременно чтение текста Жития рождает улыбку:  пронырливый бес, пытавшийся докучать другому, сам попал в неприятное положение, на которое обрек себя сам же, "затворившись" в сосуде и став особенно уязвим для Иоанна. Смешна противоречивая, почти ситуация, в которой оказался нечистый дух: сосуд, должный стать орудием нападения на Иоанна, превратился в темницу для его врага; погруженный в воду, бес испытывает, однако же, мучения, словно от огня. Нечистый дух, будто бы могущественный и почти неодолимый, оказавшись заключенным в малом сосуде, предстает во всем своем ничтожестве.

Мотив заключения, "пленения" святым беса, который вынужден исполнять требования подвижника, есть в переводной греческой книжности, он известен и средневековой книжности латинского Запада. В византийской "Повести о заключенном бесе" рассказывается о "пленении" беса монахом Лонгином. Это сказание входит в состав переводного Синайского патерика. В кратком переводном  житии мученика Конона Исаврийского рассказывается, как святой заключал бесов в  запечатанные сосуды, "и погребе под основаниемъ дому своего. И по умертвии <…> обретошася съсоуды  скудельныа (глиняные. — А. Р.).   Мневъше злато, съкрушиша же единъ, изыдоша беси въ видении огънене, и вси устрашахуся, яко не мощи преити изъ дому по захождении солнца, донъдеже (пока. — А. Р.) помолистася святомоу Конону, и беси паки исъчезааху".

Подобный эпизод есть и в сказании о святом Лупе: "Когда черти плутуют со святыми, они то и дело попадаются в собственные сети. Св. Луп стоит на молитве. Бес навел на него сильную жажду. Св. Луп приказывает подать себе кувшин свежей воды. Черт сейчас же влез в кувшин в расчете — вместе с водою можно проникнуть в тело угодника. Но св. Луп, вместо того, чтобы пить, спокойно положил на кувшин подушку с кровати и, закрестив, продержал наглого беса узником до следующего утра" (Амфитеатров А.В. Дьявол // Амфитеатров А.В. Дьявол. Орлов М.Н. История сношений человека с дьяволом. М., 1992. С. 278).

Комический вариант "заключения" беса монахом, совершающим крестное знамение, содержится в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы". Инок Ферапонт рассказывает: "за дверью от меня прячется, да матерой такой, аршина в полтора али больше росту, хвостище же толстый, бурый, длинный, да концом хвоста в щелью дверную и попади, а я не будь глуп, дверь-то вдруг и прихлопнул, да хвост-то ему и защемил. Как завизжит, начал биться, а я его крестным знамением, да трижды, — и закрестил. Тут и подох, как паук давленый. Теперь надоть быть погнил в углу-то, смердит, а они-то не видят, не чухают" (Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Л., 1976. Т. 14. С. 153-154).

Святой Иоанн отпускает беса на условиях договора: нечистый обязан перенести архиепископа в Иерусалим и обратно, что бес и делает, обернувшись огромным черным конем. В сказании присутствует традиционный сюжетный мотив помощи герою обязанного ему жизнью чудесного существа. Этот мотив характерен, в частности, для волшебных сказок. Но в Житии он трансформирован: бес — помощник поневоле, а по существу враг Иоанна. Семантически парадоксален сюжетный мотив путешествия, паломничества в Иерусалим — Святой город — на бесе.

Мотив путешествия святого на бесе известен и западноевропейской средневековой книжности: в латинском Житии епископа Безансонского, мученика Антидия рассказывается о его путешествии на бесе из Безансона в Рим и обратно.

Бес исполняет условия договора с Иоанном и в свой черед ставит ему собственное условие: Иоанн обязан никому не рассказывать о позорном для этого нечистого духа событии. Иоанн не удержался и однажды во время душеспасительной беседы "с честными игумены, и со искуснейшими иереи (священниками. — А. Р.), и з богобоязнивыми мужи" рассказал об этом событии, свидетельствующем о данной человеку Богом благодати посрамлять бесов. При этом Иоанн смиренно умолчал, что эта история произошла с ним самим.

"И от того времене попущениемъ Божиимь нача бесъ искушение наводити на святаго". Бес, воспринявший рассказ Иоанна как нарушение объявленного святому условия, начал докучать Иоанну, принимая облик женщины, выходящей из кельи архиепископа. "Народи убо града того многажды видяху, яко жену блудницю текущу ис келии святаго: бесъ бо преображашеся в жену". Новгородцы, убежденные, что их архиепископ повинен в грехе блудодеяния, изгоняют Иоанна из города, сажая святого на плот. По воле Божией плот идет против течения вверх по реке Волхову; убежденные этим чудом в праведности Иоанна, новгородцы покаялись и вернули архиепископа к себе.

В Житии традиционный мотив нарушения условия между двумя персонажами — участниками договора переосмыслен. Иоанн за "нарушение" этого условия не наказан: бесовские соблазны в конечном итоге приводят лишь к торжеству архиепископа,  все диавольские козни совершаются попущением Божиим. Когда произошло чудо, и "поплове плотъ вверхъ реки, никим же пореваем (не подталкиваемый. — А.Р.)", а святой молился Богу, чтобы не были взысканы грехи, "диаволъ же видевъ, посрамися и возрыда".

Два перемещения Иоанна в пространстве — путешествие-паломничество в Иерусалим и плавание на плоте против течения — внешне противоположны по смыслу: первое — проявление торжества святого над нечистой силой; второе — следствие клеветы, мести беса Иоанну, унижение святителя. Это не добровольное путешествие, а изгнание. Но именно изгнание архиепископа превращается в окончательную победу над бесом. На глубинном смыслом уровне два "путешествия" оказываются сходными, они повторы одной и той же ситуации — победы над дьяволом.

Движение вверх по Волхову плота со святым Иоанном, сопровождаемого толпами плачущего народа, молящего пастыря о возвращении, развернуто в тексте Жития в некую торжественную церемонию. Святой молится, люди рвут на себе одежды от горя и сожаления о совершенном грехе и умоляют Иоанна вернуться, дьявол же рыдает, сожалея о своей неудаче.

Сверхреальное, прежде всего бесовское, в Житии наделено зримыми и почти физически ощутимыми признаками: бес громко плещется в сосуде, он "изыде яко тма из сосуда", нечистый наваждением являет новгородцам в келье святого "мониста девичья лежаща, и сандалиа женьская, и рубища".

Акцентировано в житийном сказании и человеческое телесное начало. Когда Иоанн божественною силою переносится на берег с плота, новгородцы, доселе чинно сопровождавшие плот, в радости устремляются к святому, тесня друг друга, жаждая прикоснуться к нему и его одеждам. Составитель Жития очень внимателен к движениям и жестам: "Мнози же от них на нозе падающе, слезами обливаху нози его; друзии же ризамъ знаменовахуся (прикасались к ризам святого. — А. Р.) святаго. И. Спроста рещи, друг друга утесняху, хотяху ноне видети святаго".

"Материализация" духовного и установка на изображение телесного, осязаемого, зримого присущи многим памятникам древненовгородской словесности, очевидно повлиявшей на Житие.

В заключительной части Жития рассказывается, как большой камень, упавший из-под сводов Софийского собора, разбил надгробную плиту над некоей безымянной могилой. Архиепископ Евфимий Второй, осмотрев останки, погребенные под плитою, велел закрыть гробницу и стал молить Бога открыть, кто почиет в этой могиле. Во время ночной молитвы Евфимию является погребенный и называет себя архиепископом Иоанном. Он возвещает архиепископу Божие повеление установить церковное почитание погребенных в соборе князей, епископов и прочих христиан.
Далее рассказывается об исцелениях, совершающихся при гробнице Иоанна. Вслед за тем агиограф рассказывает об обстоятельствах, побудивших его составить житие новгородского архиепископа. За неверие в святость Иоанна он был покаран болезнью, он которой был исцелен по молитве к святому и после принесенного покаяния.

Завершается Житие пространной торжественной похвалой Иоанну.

В древнерусской словесности и в литературе Нового времени особенной известностью пользовалось сказание о путешествии Иоанна на бесе в Иерусалим. В древнерусском Житии Авраамия Ростовского из Жития Иоанна Новгородского, по-видимому, заимствован мотив затворения беса в сосуде и клеветы нечистого на святого. В Повести о Василии, епископе Муромском (середина XVI века), написанной книжником Ермолаем-Еразмом, к Житию восходит мотив бесовского наваждения, вызывающего обвинения святого в блудодеянии, и чудесного путешествия святого вверх по течению (Василий плывет по реке Оке на собственной епископской мантии).

В Новое время к сюжету путешествия на бесе обращались молодой А.С. Пушкин (лицейская поэма "Монах") и Н.В. Гоголь (повести "Ночь перед Рождеством" из цикла "Вечера на хуторе близ Диканьки").

Рассказ о путешествии Иоанна на бесе в Иерусалим, возможно, восходящий каким-то стародавним новгородским легендам, в свой черед воздействовал на устную народную словесность: известна народная легенда, небольшой устный рассказ о путешествии на бесе некоего архимандрита (настоятеля монастыря) в Иерусалим.


© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру