«Песнь о Вещем Олеге» А.С.Пушкина на уроках в начальной школе

Послесловие для учителя

Мы предлагаем стихотворение Александра Сергеевича Пушкина "Песнь о Вещем Олеге" для подробного изучения на уроках русской словесности в начальной школе. Почему?

Одна из важных особенностей начального образования – нацеленность его не только на конкретные знания, но на формирование кругозора ученика и его мировоззрения, основанного на восприятии традиций отечественной и мировой культуры. Уроки чтения, литературы в начальной школе несут большую долю ответственности именно в этом отношении: прочитанная в раннем возрасте литература дает основы гуманитарной культуры в очень широком диапазоне – от навыков чтения и обращения с книгой до опыта восприятия литературного образа, начала познания исторического прошлого и многого другого. Выбранное нами стихотворение представляется с этой точки зрения необыкновенно емким: здесь все – и образ большой художественной силы, и русская история в ее "начальный" период, и значимая для исторических образов лексика, и прекрасно выдержанная поэтическая традиция, и совершенство чисто пушкинского стиля; кроме того, как показывает опыт, завораживающий сюжет этой "страшной сказки" не воспринимается детьми более старшего возраста. Стихотворение невозможно прочитать, не объяснив ребенку множества вещей, знание которых составит и образную, и познавательную основу для восприятия русской истории и литературы. Объясняя ему, что такое "тризна", "чело", мы создаем для него образ далекого прошлого и ставим его самого в определенного временное отношение к этому прошлому, поскольку нельзя не рассказать в связи с этим о счете веков и времени жизни древнерусского князя Олега; прочитав слова "в цареградской броне", нельзя не показать карту, не рассказать о Киеве и Царьграде, о славянах и варягах. Познавательная ценность такого чтения соединяется таким образом с задачей формирования у ребенка навыка внимательной работы с текстом, включающим примечания и иной справочный материал.

"Песнь о вещем Олеге" - одно из сравнительно ранних стихотворений Пушкина, написанное в период создания "южных поэм", во время южной ссылки (опубликовано впервые в "Северных Цветах" в 1825 г.). Несомненно, что замысел стихотворения возник под влиянием дорожных впечатлений Пушкина, отправившегося в долгий путь по степным местам, видевшего древние курганы, посетившего Киев, глядевшего на воды Днепра. Однако создание "Песни" было основано на глубоком знании историко-литературной традиции, летописного сказания, осмысления его в трудах Н.М.Карамзина, которого так любил читать Пушкин. Вот рассказ Карамзина о легендарной смерти князя Олега: "Сей герой, смиренный летами, хотел уже тишины и наслаждался всеобщим миром. Никто из соседов не дерзал прервать его спокойствия. Окруженный знаками побед и славы, государь народов многочисленных, повелитель войска храброго мог казаться грозным и в самом усыплении старости. Он совершил на земле дело свое – и смерть его казалась потомству чудесною. "Волхвы, - так говорит летописец, - предсказали князю, что ему суждено умереть от любимого коня своего. С того времени он не хотел ездить на нем. Прошло четыре года: в осень пятого вспомнил Олег о предсказании, и слыша, что конь давно умер, посмеялся над волхвами; захотел видеть его кости; стал ногою на череп и сказал: его ли мне бояться? Но в черепе таилась змея: она ужилила князя, и герой скончался…" Уважение к памяти великих мужей и любопытство знать все, что до них касается, благоприятствуют таки вымыслам и сообщают их отдаленным потомкам. Можем верить и не верить, что Олег в самом деле был ужален змеею на могиле любимого коня его, но мнимое пророчество волхвов или кудесников есть явная народная басня, достойная замечания по своей древности".

Повествование Карамзина придерживается летописного рассказа, первоисточника этого предания:

И живяше Олегъ миръ имеа ко всем странамъ, княжа в Киеве. И приспе осень, и помяну Олегъ конь свой, иже бе поставил кормити и не вседати на нь. Бе бо въпрашал волъхвовъ и кудесникъ: "От чего ми есть умрети?" И рече ему кудесник один: "Княже! Конь, его же любиши и ездиши на нем, от того ти умрети". Олег же приим во уме, си рече: "Николи же всяду на нь, ни вижю его боле того". И повеле кормити и и не водити его к нему, и пребы неколико лет не виде его, дондеже на грекы иде. И пришедшу ему Кыеву и пребывьшю 4 лета, на пятое лето помяну конь, от него же бяхуть рекли волсви умрети. И призва старейшину конюхом, рече: "Кде есть конь мъй, его же бех поставил кормити и блюсти его?" Он же рече: "Умерлъ есть". Олег же посмеася и укори кудесника, река: "То ти неправо глаголють волъсви, но все то льжа есть: конь умерлъ есть, а я живъ". И повеле оседлати конь: "А то вижю кости его". И прииде на место, идеже беша лежаще кости его голы и лобъ голъ, и сседе с коня, и посмеяся рече: " От сего ли лба смьрть было взяти мне?" И въступи ногою на лобъ; и выникнувши змиа изо лба, и уклюну в ногу. И с того разболеся и умре. И плакашася людие вси плачем великим, и несоша и погребоша его на горе, еже глаголеться Щековица; есть же могила его и до сего дни, словеть могыла Ольгова.

Древнее летописное сказание имеет и свою интересную предысторию, о которой делает замечания и сам Карамзин. Предыстория эта восходит к "варяжским" преданиям. В "Истории Норвегии" Тормода Торфея содержится рассказ о рыцаре Орваре Одде, получившем предсказание прорицательницы Вельвы о грядущей смерти от коня Факса. Текст предсказания Одду удивительно перекликается со словами пушкинского кудесника, начавшего свою речь с похвалы славному герою и обещанию его непобедимости, и закончившего ее мрачным предсказанием: "… она стихами изрекла предсказание в таком духе: "я наперед знаю судьбу всех людей. Как бы ни были широки заливы, как бы ни были длинны моря, ты их переплывешь, если бы даже стали захлестывать тебя волны морские – но погребальному сожжению ты все же подвергнешься в Беруриодре". Затем, заговорив с ним уже прозою, она предсказала, что ему предназначен трехсотлетний возраст жизни, что подвигами своими он распространит свою славу по отдаленнейшим землям; везде он будет велик, везде славен – но напоследок роковым для него окажется пепельной масти конь, по длинной гриве своей названный Факсием" (здесь и далее перевод с латыни И.К.Линдемана). Одд пытается воспротивиться предсказанию: уводит коня в глухие болота, закалывает его и бросает в глубокую яму, завалив ее камнями. Одд совершил множество военных подвигов и побывал в разных странах. Как утверждает норвежский историк, его владения находились и на Руси, где он женился на дочери русского князя. Однако тоска по родине одолевает рыцаря, и он на своих кораблях возвратился в Норвегию, где решил посетить и могилу коня: "… Так это, сказал он, череп Факсия, и переворачивая  его копьем, зашатался. Между тем выползшая из конского черепа ящерица стала жалить его в пяту, вследствие чего все тело наполнилось ядом". Здесь исполнительницей страшного предсказания является ящерица, однако в другом варианте норвежского предания – в саге об Орвар-Одде – фигурирует змея:

"Через какие бы широкие фиорды ты не переправлялся,
Какие бы длинные морские заливы ты не переплывал,
Если бы даже тебя и захлестывали
Рассыпающиеся гребни волн,
Ты все же умрешь в Беруриодре,
И будешь там сожжен.
Своими ядовитыми зубами
Тебе причинит вред змея,
Внезапно выползшая из старого черепа Факса;
Вот когда ехидна эта ужалит тебя
В нижнюю часть голени,
Тогда, князь, жизни твоей с тебя будет достаточно".

Древнее норманнское предание, отзвуки которого сохранил летописный рассказ о князе-варяге Олеге, приобрело совсем иное звучание, окрашенное моралью более позднего времени: рыцарь Одд страшится коня и расправляется с ним, Олег же "повеле кормити и не водити его к нему". В "Песни" Пушкина этот мотив – прощания с любимым конем, заботы и печали о нем – звучит особенно сильно. В письме Бестужеву Пушкин писал об этих стихах: "Тебе, кажется, они не нравятся – напрасно. Товарищеская любовь старого князя к своему коню и заботливость о его судьбе, есть черта трогательного простодушия, да и происшествие само по себе в своей простоте имеет много поэтического".

С первого же слова своего стихотворения Пушкин дает настрой на старинное русское предание, воспользовавшись приемом былинного зачина: "Как ныне сбирается…". Дав ему название "Песнь", он также он также настраивает читателя на былинный лад, вызывая образ песнопения на княжеском пиру, рассказывающего о былой жизни прославленного воина – образ, постоянно присутствующий и в самой "Песни": "Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они". Эти – последние слова стихотворения – возвращают нас к его названию, и старинная история приобретает словно движение по кругу: рассказ о событиях прошлого завершается воспоминаниями, возвращающими к началу событий. Круговое движение времени создает внутренний ритм песни: Олег над курганом вспоминает "минувшие дни", о которых говорится в первых строфах, затем – уже над курганом Олега – вспоминают его самого, и здесь же сидит его преемник князь Игорь, которого также ожидает трагическая гибель, курган и "ковши круговые". Начало событий заключат в себе конец, а конец обращен к началу. Такое завораживающее круговращение создает развитие как будто музыкальной темы, и в этом основа внутреннего строя стихотворения, где все соразмерно, все подчинено единому строю, единому звучанию.

Настрой стихотворения – элегический, это печаль по давно ушедшему прошлому, печаль поэта, который глядит на дальнюю дорогу по древним заброшенным местам, на одинокие курганы, хранящие в себе останки "былой славы", на бесконечную степь, где "ветер волнует над ними ковыль". Элегическое настроение свойственно поэзии романтизма; черты романтического направления, проявившиеся в "Песни", - это и само обращение к полному суеверий народному прошлому, и поэтическая идеализация простой, безыскусственной жизни сурового воина, его "товарищеской любви" к своему коню, и тревожное ожидание исполнения рока, "поэзия смерти", столь характерная для главного русского романтика – Жуковского, его баллад и стихотворений:

На всех ярится смерть – царя, любимца славы,
Всех ищет грозная… и некогда найдет…

Тема рока, неминуемой судьбы, занимавшая еще Пушкина-романтика – в том числе в его сказках, - продолжилась и в более поздних сочинениях – в "Капитанской дочке", в "Медном всаднике". В "Песни о вещем Олеге" она выражена наиболее непосредственно и именно в русле романтической поэзии: "Грядущие годы таятся во мгле, но вижу твой жребий на светлом челе", - здесь и тревожная "мгла" времени, и неотвратимость будущего.

Еще одна черта стихотворения, свойственная романтизму – постоянное чувство грозной и неистовой природы, состояние которой словно соединено с действием судьбы. "Синего моря обманчивый вал в часы роковой непогоды" действует также, как "пращ, и стрела, и лукавый кинжал". Само необъятное пространство, которое охвачено словами прорицателя, таит в себе "тревогу отдаленности": его речь словно летает над огромными просторами: вышедший из леса, он видит и "синее море", и заморский Царьград, и "бранное поле", - и в завершение отдает их во власть князя – "и волны, и суша покорны тебе". Двум главным противостоящим силам, воплощенным в князе и кудеснике, соответствуют разные стихии: князь "по полю едет", неся в себе образ вольной жизни, далеких походов, а "вдохновенный кудесник" идет "из темного леса", как носитель таинственного, "мглы", вестник грядущего несчастья.

Сама рукопись пушкинской "Песни", отражающая работу над текстом этих стихов, дает представление о том, как в каждом слове искалось приближение к образной и звуковой цельности стихотворения. Так, первоначальный вариант "над ветхой главою кургана" был заменен на вариант "над гордой главою кургана", что создало большую созвучность в этом словосочетании: "гордой главою" – мы слышим ассонанс, и все три слова "гордой главою кургана" теперь объединены аллитерацией; образ "гордой главы" здесь также более удачен и созвучен общему настрою стихотворения. Стремление к звучности и более выдержанному ритму продиктовало и необходимость замены "отроки, тотчас возьмите коня" на "отроки-други, возьмите коня"; то же произошло в строке "дружина играет у брега", переправленной сначала на "и старцы пируют у брега", а затем получившей вид "дружина пирует у брега". Перемена же строк "и ветер в часы непогоды" - "в часы роковой непогоды" создала смысловое созвучие мимолетного образа "непогоды" и общего смысла стихотворения, настроенного на тему "рока". В целом в рукописи "Песни" немного исправлений, и некоторые строфы написаны Пушкиным сразу начисто ("Скажи мне, кудесник…" или "Запомни же ныне…"), что говорит о его глубоком внутреннем чувстве единства звучания стихов и выраженного в них настроения

Говоря о глубинных особенностях стихотворения и о чтении его детям, конечно, надо отдавать себе отчет в том, что в каждом возрасте – свое восприятие. Детям не все можно и уместно объяснять с литературоведческих позиций, однако многое нужно прочувствовать. К тому времени, когда они будут готовы к аналитическому отношению к литературе, должен уже накопиться достаточный опыт восприятия литературного текста.

"Песнь в вещем Олеге" слушается детьми на одном дыхании. Хотя стихотворение и достаточно длинное, однако держит внимание ребенка до самого конца – как завораживающая сказка с напряженным ожиданием развязки. Несмотря на то, что здесь много непонятных слов и, может быть, даже ситуаций, первое чтение не должно прерываться пояснениями, чтобы не нарушить живую ткань литературного текста и развитие чувства слушающего ученика. Пояснения, тем не менее, составят важнейшую часть работы и займут много времени, которого в данном случае, как нам представляется, не нужно жалеть, поскольку все, что здесь требует разъяснений, дает выход на формирование основополагающих представлений историко-литературного характера.

Но прежде всего – о самом чтении. Стихотворение обладает определенной мелодикой, которую при чтении прежде всего не надо нарушать; любая экспрессия, интонационное выделение слов должно быть как бы "вписано" в ритм стихотворения, который сам ведет за собой чтеца.

Каждая строфа "Песни" состоит из шести стихов. Первые четыре стиха чередуются по длине: за четырехстопным стихом следует трехстопный, пятый и шестой стихи – оба четырехстопные. Размер стихов – амфибрахий, т. е. стопа состоит из трех слогов, из которых средний – ударный, а значит, произносится не только более сильно, но также с большей долготой и певучестью. Четырехстопный стих (первый, третий, пятый, шестой) завершается усеченной стопой:

Прощай, мой товарищ, мой верный слуга…

Второй и третий стихи – имеют по три полных стопы

Расстаться настало нам время…

Из четырех стоп амфибрахия выстраивается довольно длинная стихотворная строка (в данном случае 11 слогов), что придает этим стихам неторопливое звучание, напоминающее эпическое повествование. Этому же впечатлению способствует и большая величина строфы – шесть стихов, и усложненный рисунок рифмы – перекрестная (aBaB), затем – смежная (cc, общая схема aBaBcc – зд. мужская рифма обозначена строчной буквой, женская – прописной).

При воспроизведении рифмы следует вспомнить о том, что во времена Пушкина некоторые окончания слов произносились иначе; разница в произношении прослеживается даже между рукописью Пушкина и первым печатным изданием: в рукописи – "С коня он слезает угрюмой", в печатном тексте – уже "угрюмый". Рукописный вариант наиболее точно соответствует пушкинскому прочтению и вообще общепринятому чтению того времени. Поскольку точная рифма ("думой" – "угрюмой") была основана именно на этом, устаревшем для нас варианте чтения, то, может быть, есть смысл воспроизводить именно его при декламации, хотя, несомненно, с соответствующими оговорками. "Под влиянием современного произношения некоторых прилагательных (угрюмый, ретивый, игривый, одинокий) мы и в данный текст внесли поправку и, таким образом, в некоторых случаях стерли рифму". Этих случаев в тексте стихотворения – три:

Олег усмехнулся; однако чело
И взор омрачилися думой,
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает угрюмой;

"А где мой товарищ, промолвил Олег;
Скажите, где конь мой ретивой?
Здоров ли? Все так же ль легок его бег?
Все тот же ль он бурный, игривой?"

Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: "Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил,
На тризне, уже недалекой,…

Перед началом разбора стихотворения необходимо уделить время некоторым предварительным разъяснениям. Дети такого возраста в большинстве своем не имеют многих представлений, которые просто подразумеваются, когда мы читаем пушкинские стихи. В первую очередь речь пойдет о самом Пушкине, о пушкинской эпохе. Чтобы яснее почувствовать задачи, стоящие в данном случае перед учителем, можно начать с вопросов, обращенных к ученикам: что они знают о Пушкине, о его времени, давно ли он жил? Неувязки в ответах детей могут произвести на учителя сильное впечатление, которое само по себе настроит на необходимые разъяснения. Вопрос о том, сколько времени отделяет нас от Пушкина, не однозначен для маленьких детей и очень важен сам по себе. Для понимания данного стихотворения это особенно важно, – не обозначив заранее это временное "расстояние", нет смысла говорить о веках, отделяющих нас и Пушкина от времен древней Руси.

Ставя перед детьми вопросы, которые они не вполне могут ответить, мы тем самым заостряем их внимание на объяснениях. В каком веке живем мы и в каком веке жил Пушкин? Как выглядели улицы города в его время (Москвы или другого родного города)? Какие вещи окружали Пушкина? Здесь достаточно хотя бы нескольких штрихов, вызывающих нужные образы: Пушкин писал свои стихи гусиным пером, обмакивая его в чернильницу, и т. п. Нужно вспомнить стихи Пушкина, которые дети уже знают, наметить и некоторые важные и понятные детям моменты биографии Пушкина: лицейская и столичная жизнь, Михайловское. Эти необходимые разговоры включают учеников в адекватный контекст, – мы помним о том, что подразумевающиеся для нас вещи у младших учеников еще не сформированы.

Переходя к самому стихотворению, неизбежны опять же вводные разъяснения, которые мы и пытались дать в "Предисловии для ученика". Сама необходимость экскурсов, без которых невозможно понимание стихотворения, имеет свою ценность: здесь и время действия – начало древней Руси, и сам счет времени по векам, и карта, без которой не понять многих слов и намеков, содержащихся в "Песни" ("цареградская броня", "у брега Днепра", "по полю едет"), и реалии соответствующей эпохи – славяне, варяги, "хозары", курганы и военные походы. Материал распределен так, что в "Предисловии" содержатся лишь те сведения, без которых нет смысла и начинать говорить о подробностях; тот материал, который дает возможность осветить сам текст стихотворения, включен в примечания к тексту. Текст "Предисловия", как ориентированный на младших школьников, по стилю и содержанию имеет свои отличия от обычного учебного текста по истории, который обычно читают дети уже в средней школе; здесь меньше "науки" и больше литературного начала, - сама предлагаемая нами мысль о начале освоения исторического прошлого через поэтический текст идет по тому же пути.

Работа с примечаниями предполагает вторичное – медленное, с остановками – прочтение стихотворения. Здесь мы не только достигаем цели уяснения того обширного содержания, которое стоит за этим стихотворением, но и вырабатываем навыки внимательной работы с текстом, исключающей привычку бездумно пропускать непонятые места. Примечания имеют разный характер: это и объяснение архаичных, "старинных" слов, и рассказ о реалиях далекого прошлого – и здесь, конечно, надо помнить, что в данном случае у Пушкина "реалии" имеют смещенный, литературно-художественный характер. Первая задача – освоение архаичной лексики – очень важна как для дальнейшего чтения классической литературы, так и для начала понимания многих языковых явлений: дети знакомятся с устаревшими словами, которые являются однокоренными со словами современного русского языка ("кудесник" - "чудесный", "бранное поле" - "браниться"), что дает представление об историческом развитии языка вообще. Вторая задача – объяснение слов, обозначающих реалии исторического прошлого ("тризна", "цареградская броня") – дает возможность образного и при этом достаточно детального первого ознакомления с важным периодом русской истории. Обсуждение непонятных "исторических" слов дает наилучшие результаты именно в беседе с учениками – этот материал вызывает у них живейший интерес и порождает множество вопросов. "Поиск" непонятных слов ведется по тексту – читая заново стихотворение, мы побуждаем самих детей выявить незнакомое слово и как бы "вместе" находим его объяснение. В ходе обсуждения отдельных слов необходимо постоянно возвращаться к материалу "Предисловия" (или к иным дополнительным сведениям, данным учителем) – к карте, к иллюстрациям, к общей исторической картине - для того, чтобы каждое новое понятие было вписано в соответствующий контекст. Задача приучения к такого рода работе с литературой, возможно, предполагает и перенос некоторой части "примечаний" на домашнее задание (с последующей проработкой) – по примеру того, как это уже делалось в классе. Завершением знакомства со стихотворением может быть рисунок - по сюжету стихотворения или по тем историческим темам, которые прозвучали в ходе его обсуждения; дети в этом возрасте очень любят рисовать, и им действительно необходимо излить свои впечатления в самостоятельной работе, выполненной руками. Основательная проработка предлагаемого материала займет три урока, однако это время будет проведено с несомненной пользой – большое количество разнообразных сведений и впечатлений, объединенных художественным образом подлинной классической литературы, будет запечатлено в памяти и послужит основой для последующего освоения историко-литературной тематики.

Примерный план уроков

1-ый урок.
Чтение стихотворения.
Беседа об А.С. Пушкине.
Задание на дом: выучить две (три?) первые строфы из "Песни".

2-ой урок.
Чтение наизусть (проверка домашнего задания).
Рассказ учителя, соответствующий тексту "Предисловия".
Начало обсуждения примечаний.
Задание на дом: 1) прочитать текст "Предисловия для ученика"; 2) прочитать небольшой отрывок текста с самостоятельной проработкой примечаний.

3-ий урок.
Рассказ детей по тексту "Предисловия" (один начинает, следующий продолжает) – проверка домашнего задания и повторение.
Работа над примечаниями.
Задание на дом (можно начать в классе): рисунок по сюжету стихотворения.