Язык – речь – слово в духовной литературе (размышления педагога-словесника)

Систематизация правил, касающихся  этики речи в "Книге притчей Соломоновых", возможна через выделение опорных слов-понятий, которые выражают основную идею изречения. При этом выясняется, что многие сентенции синонимичны, взаимопроникают друг в друга. Поэтому с педагогической точки зрения здесь требуется корректный комментарий, пытающийся обобщить этот сгущенный мудростью текст. Ср.:

Многословие - сдержанность: При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои разумен (10, 19).

Уместность, действие речи: Радость человеку в ответе уст его, и как хорошо слово вовремя! (4, 23)

Пустословие - врачевание мудрым языком: Иной пустослов уязвляет как мечом, а язык мудрых врачует (12, 18)

Действие гнева как риторической эмоции: У глупого тотчас же выскажется гнев его, а благоразумный скрывает оскорбление (12, 16).

Ложь противопоставлена истине: Мерзость пред Господом - уста лживые, а говорящие истину - благоразумны Ему (13, 22). Уста праведного пасут многих, а глупые умирают от недостатка разума (13, 32)

Действие кротости на гнев: Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость (15, 1) и мн. др.

Анализ "Книги притчей" с точки зрения встречающихся слов-синонимов, обозначающих "слово", показал следующее частотное расположение: уста (67), слово (27), язык (26), речь (6). Самым частотным оказалось слово "уста" - они являются как бы  рупорами,  непосредственными действователями языка, - и эту метонимию будут продолжать многие православные писатели.

Педагог, работающий с учениками, может просить выписать и прокомментировать притчи, где употребляются данные слова. Например, перечень притчей со словом "уста" обретет следующий ряд сентенций:

1. Ибо Господь дает мудрость; из уст Его - знание и разум; (2:6)

2. Долгоденствие - в правой руке ее, а в левой у нее - богатство и слава; [из уст ее выходит правда; закон и милость она на языке носит;] (3:16)

3. Приобретай мудрость, приобретай разум: не забывай этого и не  уклоняйся от слов уст моих. (4:5)

4. Отвергни от себя лживость уст, и лукавство языка удали от себя. (4:24)

5. Человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами, (6:12)

6. Все слова уст моих справедливы; нет в них коварства и лукавства; (8:8)

7. Страх Господень - ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой  путь и коварные уста я ненавижу. (8:13)

Характерны эпитеты, которые сопровождают антонимические оценки языка: среди положительных эпитетов к словам слово, язык, речь, уста  находим: мудрый, разумный, умный, непорочный, праведный, правдивый, вдохновенный, добрый, верный, сказанный прилично, кроткий, мягкий, сладкий, приятный, важный, и т.д.; Среди отрицательных эпитетов выявляются: глупый, нечестивый, лживый, лукавый, льстивый, коварный, беззаконный, законопреступный, злой, оскорбительный, зловредный, тайный, пагубный, , пламенный , и т.д.

Перечень этих эпитетов неформален. Из них выводятся следующие рекомендации: практическая речь должна быть прежде всего мудрой, а не глупой; правдивой, а не лживой; полезной, а не зловредной; кроткой, а не гордой и необузданной. Эти рекомендации даются не как догма, а как размышление и творческое направление.

Трудность анализа данного материала (в этом же его красота) состоит в том, что читатель постепенно напитывается образными синонимическими оценками мудрости и истины, выраженными устами и языком.

Новый образ человека и его словесного поведения (по сравнению с дохристианской культурой)) выстраивается в Святом Евангелии. Чтобы понять эволюцию в учениях о речи, совершенную с приходом христианства, возможно сопоставить два текста: рассуждение о счастье и благе у Аристотеля в "Риторике" и Заповеди блаженства. Аристотель называет счастье "целью" всякого человека, и поэтому все разговоры, речи, "уговаривания или отговаривания касаются счастья". Выразительна его формула счастья: "Определим счастье как благосостояние, соединенное с добродетелью, или как довольство своей жизнью, или как приятнейший образ жизни…".[8]

Аристотелем описаны (именно в риторике как учении об убедительной речи) виды благ, дано определение понятий и видов добродетелей. Любопытен их перечень, соотносимый с категорией прекрасного в человеке: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость [9].

Христианское учение о блаженстве, вовсе не отвергая принципы практической морали, лежащие в основе речевого учения Аристотеля, тем не менее, кардинально меняет представление о человеке, смещает всю систему ценностей, предлагает иной характер поведения, в том числе, речевого.

В основание речемыслительного поведения и общения между людьми кладутся две формулы: (отношение к Богу) "Возлюби Господа Бога твоего сем сердцем твоим, и  всею душею твоею, и всем разумением твоим"; (отношение к человеку в общении с ним) "Возлюби ближнего твоего как самого себя". Таким образом, религиозная этика закладывает любовь как основную речевую эмоцию в основание межличностного общения.

Поскольку в основании культуры лежит запрет, формулируется запрещение на определенные поступки: "не убий", "не прелюбы сотвори", "не укради". Иные запреты связаны с речевыми действиями: "не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна", другие налагают запрет если не на речь, то на ее психологическое основание – помысл или замысел: "не пожелай жены искренняго своего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, и вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего".

Как принципиальное обновление человеческих взаимоотношений должно быть оценено "открытие Христианством личности  в человеке", когда было провозглашено: "Каждый человек бесконечно ценен и важен, уникален и неповторим, послан Богом на дело, которого за него никто другой не может исполнить и не исполнит". Христианство увидело в каждом человеке "уникальную индивидуальность, неистребимый никакими испытаниями и унижениями образ Божий…"[10]  Главнейшей задачей образования становится с тех пор "формирование человека, цельной и целомудренной, нравственной личности".[11]

В настоящее время, пожалуй, можно лишь обозреть проблему в целом. Оценка "языка", "речи", "слов", "уст" содержится в Священном Писании, проповедях отцов церкви, в разных жанрах духовной литературы. Причем, оценки "языку" даются как бы внезапно, в  контексте общего взгляда на мир. С одной стороны, россыпь этих материалов могла бы составить целый том отдельных сентенций и высказываний, с другой стороны, поражает единство общего взгляда на "язык", который наверняка в будущем можно будет систематизировать более точно.

Сила и влиятельность Священного писания как основного нравственно формирующего, культурно значимого текста европейской цивилизации были настолько велики, что вся последующая культура так или иначе основывается на них. В результате двухтысячелетнего развития выстроено цельное здание, в котором нижние "ранне-исторические этажи" (с мыслями отцов церкви или средневековых подвижников, например, аввы Дорофея или Исаака Сирина) гармонично соседствуют с "верхне-историческими", где православные подвижники  последних двух столетий (святитель Филарет Московский, святой Иоанн Кронштадтский) продолжают наращивать многомысленные и словесноукрашенные этажи. В этом Доме Божием царствует удивительная стилистическая гармония, поскольку мысли св. Иоанна Кронштадтского будут ясно перекликаться (но не повторяться!) с мыслями Исаака Сирина или Иоанна Лествичника, а рассуждения Сергия Пражского или старца иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), или отца Александра Ельчанинова – с мыслями и рассуждениями Василия Великого или Григория Богослова. Понятно происхождение этого чудодейственного мысле-словесного согласия – оно проистекает из общего источника: совершенного Слова Божия, воплощенного в текстах Священного Писания.

Взглянем же на ветви этого густого древа духовного красноречия, превосходного сада духовной словесности, благоуханием которого дышит и живет наш современный язык. Это – не преувеличение: современный русский язык в его совокупности – это не только новые речевые технологии, телевизор, компьютер, массовая пресса; это – и его церковно-славянская основа, глубокомыслие и сердечная сосредоточенность молитвы, богослужения, проповеди, всякий содержательно и стилистически значительный текст, обращенного к Духу и душе человека.

В настоящей статье возможен лишь конспективный просмотр страниц великих книг, в которых современный исследователь или педагог может обрести материалы для изучения проблем языка и слова. Это – лишь первая попытка привести в систему огромный материал. Вот что пишет Василий Великий в "Беседе о смиренномудрии":

"Да не будет у тебя софистических прикрас в слове … речей горделивых и решительных, но во всем отсекай величавость".[12]  Какой совет выносится здесь? Удалить из речи лишние красоты, отсечь гордость, решительность и излишнюю величавость, умаляющие достоинство других и мешающие общению. И далее:

"Будь добр с другом, кроток со слугою, непамятозлобив на дерзких, человеколюбив к смиренным, утешай злосчастных, совершенно никого не презирай…" [13]  Вновь в основание кладутся душевные качества ("добродетели"), которые не только готовят человека к общению, но и задают характер самого общения.

И лишь затем следуют речевые советы: "приветствуй с приятностью, отвечай со светлым лицом, ко всем будь благосклонен, доступен, не пускайся в похвалы самому себе, не вынуждай и других говорить о тебе, прикрывай, сколько можно, свои преимущества, а в грехах сам себя обвиняй и не жди обличения от других. Не будь тяжел в выговорах, обличай не скоро и не со страстным движением, ибо это признак высокомерия; не осуждай за маловажное, как будто сам ты строгий праведник…" [14]

По этим советам, сделанным более полутора тысячелетий назад, можно узнать недостатки и нашего общения: приветствуем ли мы сегодня друг друга с "приятностью" (удивительное слово, означающее "приятие" другого человека)? "светлы" или сумрачны наши лица, когда мы отвечаем на обращенное к нам слово?  Ко всем ли мы благосклонны или только к близким и друзьям, к тем, кто нам нравится?.. Какой тренировки сердца и выдержки требует  такая благосклонность! Разве не распускаем мы себя и свой язык, позволяя то тут, то там сказать резкое, недозволенное слово? Зато, когда человек становится таким благосклонным, он обретает уверенность и спокойствие в жизни.

Многочисленные советы относительно языка и уст находим в учениях Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Аввы Дорофея. Изложению этого материала необходимо посвятить отдельные исследования. Эти советы могут быть систематизированы тематически. Например, все авторы будут писать о многоглаголании:
"В какой мере язык воздерживается от многоглаголания, в такой озаряется ум к различению помышлений, а многоглаголанием приводится в замешательство и самый рассудительный ум" (Авва Дорофей); [15]

"Корень зла в многоглаголании, которое происходит от того, что человек не обдумывает своих мыслей и не управляет своим языком, - и таким образом делается неосторожным в слове, а вследствие этого удобопреклонным к злословию, лжи, насмешкам, которыя уже сами по себе весьма тяжкие грехи…" (Иоанн Лествичник).[16]

Даются речевые советы к пользованию языком:

"Пусть язык твой будет кроток, и никогда не встретится с тобою бесчестие. Приобрети уста сладкие, и все будут тебе друзьями. Не хвались никогда в речах своих делами своими, чтобы не быть посрамленным".[17]

Современный педагог обнаружит, как современен психологический анализ конфликтного диалога у христианских подвижников: "По тщеславию (человек) не может слышать слово от брата своего. Иной, когда услышит одно слово, смущается или отвечает пять слов или десять на одно слово, и враждует и огорчается. И когда спор прекратится, он продолжает иметь помыслы на сказавшего ему оное слово, и помнит зло, и жалеет, что он не сказал более того, что сказал, и готовит в себе еще худшие слова, чтобы сказать ему. И постоянно говорит: "Зачем я не сказал ему того-то, зачем он мне это сказал, и я ему то-то скажу," и постоянно гневается … Это значит, что зло обратилось в навык. Бог да избавит нас от такого устроения" (Авва Дорофей).[18]

Приведенные выше фрагменты лишь намечают данную тему. Продолжается она обращением к древнерусской литературе, где изучение образа человека в Древней Руси должно быть предпринято именно с позиций анализа образа человека говорящего, общающегося, иными словами, как воспроизводит себя древний русич в словесном общении со своим окружением.

Возможны, на наш взгляд, два направления исследований (оба используются в педагогической практике). Первый – изучение оценок языка и речи в разных сочинениях древнерусской литературе. Например, правила речи описаны в "Пчеле" XIII-XIV веков (сборник афоризмов и пословиц). Вот какие комментарии извлекаются из приводимых "Пчелой" сентенций:

человек весь выявляется и просвечивается его речью ("Фотий: Слово подобно зерцалу – как тем образ телесный и личный является, такоже и беседою душевный образ выражается…");

- правильная жизнь в слове делает человека благополучным ("Слово как благим житием одевает душу образом… ласточки тишину проповедуют весеннюю, а мудрые слова – беспечалие");

- в речи надо предпочитать слушание перед говорением ("Апостол рече: будь всяк человек скор на послушание, а ленив на глаголание");
 
- не празднословь, запрети пустые и праздные речи ("Пифагор: удобнее камень всуе пустити, нежели слово праздно");
 
- воспитывать надо не столько словом, сколько личнгостью и "делами" ("Уча, учи нравом, а не словом: кто словом мудр, а дела его несовершенны, тот хром есть"; "учитель нравом да покорит ученика");

- В правильном действии словом – оружие и зашита человека: "То же его знаменье, то же его град, то же его сила, то же его стена".[19] 

Подобный анализ можно предпринять по множеству сочинений: "Домострою", сочинениям ораторской прозы и др.

Второе направление – реконструкция образцовых, рекомендательных качеств речи в сочинениях Древней Руси. Пытаясь представить образ древнерусского Древней Руси, нами был предпринят анализ слов, называющих образцовые качества речи. Дело в том, что при переводе определения науки риторики в первом отечественном учебнике 1620 года учитель-переводчик делал свои комментарии и назвал 6 (!) русских синонимов словам  риторика и красноречие. Во всех этих словах фиксировалось определенное ценимое качество речи : "Риторика есть яже научает пути праваго и жития полезнаго добрословия. Сию науку сладкогласием или краснословием нарицает, (далее – учительское дополнение – А.В.) понеже красовито и удобно глаголати и писати научает". Затем ритор назван "учителем благословия", Димоньтен - "хитроречивым", а Кикерон – "началником латинскаго хитрословия".

Анализ слов подобного рода позволил выявить наиболее ценимые качества речи. Самыми частотными оказались слова с корнем благо- (благословие, благословесие, благоглаголание, благоязычие, благоречие, благоустие, благовестие благовещание и под. – этим списком количество корней не исчерпывается). Несомненно синонимичным ему являются сложные слова с корнем "добро-": доброречие, добробеседование и мн. др.

Любопытно, что слова с корнем красно- начинают активно употребляться не ранее второй половины XVII века, хотя красогласование имеется уже в Хронике Георгия Амартола. Красноглагольником Андрей Курбский называет Иоанна Грозного, "красноглаголанием…" жен  "прельщаются человецы", но сам термин красноречие впервые употреблен хулителем красноречия протопопом Аввакумом. Так что красота речи оценивается (как и всякая мирская красота) двояко.